Торпедный веер
Шрифт:
— Ничего, браток, потерпи… В нашем деле и труднее бывает, человеку просто необходимо пройти огонь и воду и медные трубы… Это у нас поговорка такая есть, чтобы, значит, не унывать, а крепиться. Ты вот прими порошок, ляг на спину, и все как рукой снимет. Словом, до свадьбы все пройдет, но у тебя — скорее, ты будешь здоров и весел к тому времени, как тебе на свою землю ступить надо будет…
— Спасибо, дорогой, спасибо, братушка, — слышалось в ответ.
Моряки язвили добродушно: глядите-ка, наш боцман преобразился. Кто бы мог подумать, что он может быть ласковым и внимательным!
Вторые сутки похода прошли уже более спокойно, люди пообвыкли, начали принимать пищу, поднимались,
Как и рассчитывали, к побережью приблизились в двенадцатом часу ночи. Десантники рвались наверх, чтобы взглянуть туда, где лежала укрытая темнотой их дорогая земля — Болгария.
Наступил самый ответственный момент; подлодка должна была форсировать на глубине минное поле. Быстро определили местонахождение лодки, скорость и направление морского течения, погрузились. И с величайшей предосторожностью начали продвигаться к берегу. За корпусом — мины. Малейшая неточность в расчетах, ошибка — и все может окончиться катастрофой. Вдруг Девятко замер и до боли сжал кулаки: кто-то обронил ключ, у а ему показалось, будто взорвалась мина. Ведь он строго-настрого приказал не дотрагиваться до металлических предметов, противник может засечь подлодку по звукам.
Были приняты меры предосторожности: по железному настилу разбросали фуфайки, полотенца, переобулись в тапочки, боялись даже дышать на полную грудь. Время тянулось медленно, моряки держались на последнем пределе, сказывались усталость и напряжение.
Наконец вышли на предполагаемый фарватер, подняли перископ. Шторм до восьми баллов, гигантские темные валы катились, высвечивая белыми гребнями. Рыбацкое суденышко, стоявшее невдалеке, срывало с якоря, бросало как щепку. За крутыми волнами ничего не видно. На небе ни облачка. Чистое, ясное, усеянное крупными звездами. Александру Даниловичу вспомнились слова песни, слышанной в детстве: «Мiсяць на небi, зiроньки яснi, видно, хоч голки збирай…» Хорошая, нежная песня… Только ни к чему им были сейчас и эти звезды, и это ясное небо. Девятко вздохнул. Он командир, он должен принимать решение. Трудно…
К нему подошел старший группы десантников — единственный человек, фамилия которого была известна командиру: товарищ Цвятко Радойнов. Красивый, статный мужчина лет сорока, он чем-то напомнил Александру Даниловичу Георгия Димитрова, каким он его запомнил по газетным снимкам; крупное волевое лицо, большие карие глаза, широкие брови, сросшиеся у переносицы. Девятко взял его за локоть и подвел к перископу.
Радойнов долго смотрел в окуляр, потом энергично тряхнул шевелюрой:
— Нельзя, товарищ, нельзя!
Девятко и сам понимал это. Успенский, Самойленко были того же мнения; в такой лютый шторм гребцы не справятся с волной, не доберутся до берега. А рисковать нельзя. Остается только терпеливо ждать.
Четверо суток пришлось ходить вдоль берега на глубине, проклиная погоду, ежеминутно подвергаясь опасности быть обнаруженными. На пятые сутки море немного успокоилось. Дождавшись сумерек, всплыли в полумиле от устья реки Камчия. На мостик поспешили Девятко и Самойленко, за ними поднялся Радойнов. Некоторое время, словно зачарованные, они вглядывались в неясные очертания берега. Радойнов, ни слова не говоря, вдруг прижался щекой к плечу командира. И Девятко понял, насколько взволнован и как переживает сейчас этот сильный человек.
Моряки уже спускали за борт резиновые надувные лодки. На палубе десантники нетерпеливо ждали команды на посадку. По мере того, как сгущались сумерки, палуба оживала. Люди чувствовали себя уверенно, движения их становились тверже, лица выражали решимость. Разговаривали негромко, хотя и видно было, что все возбуждены до предела, что мысленно они уже там, за камышовыми зарослями,
Вот первый спрыгнул в лодку, цепко ухватился за борта, за ним еще трое. Кто-то в спешке обронил весло, потянулся, чтобы достать, но оно быстро удалялось, гонимое волнами. Тогда командир отделения рулевых Алексей Шапоренко с размаху бросился в воду, чтобы вернуть весло. Растроганный Цвятко Радойнов горячо благодарил смельчака. Он последним оставлял подлодку.
Обхватив за шею Шапоренко, он крепко. прижимался к его мокрому лицу. Потом обнялся с комиссаром и командирами.
— До свидания, другари, до встречи в свободной Болгарии. Мы не забудем вашего подвига.
Шлюпка с Радойновым отошла от борта и через минуту растаяла в темноте. Все затаили дыхание. Прошло томительных и долгих тридцать минут. Надо было уходить, чтоб своим присутствием не выдать десант. Но с берега не подавали никаких признаков жизни, и Девятко переживал.
— Почему они не дают условленного сигнала? Неужели что-то случилось? — нервничал Александр Данилович.
И снова угнетающая тишина, нарушаемая только всплеском волн. Неужели провал операции? И вдруг вахтенный Федор Дубовенко заметил мигающие с берега огоньки: «Дошли благополучно, благодарим!»
— Порядок, порядок, — прошептал мичман, еле сдерживая радость. — Сейчас доложу.
Но Девятко и сам успел прочитать эти короткие, как одно мгновение, сигналы. Следовало после этого тотчас же уходить. Но командир медлил: может быть, друзья еще что-нибудь скажут на прощанье? Но сигналы больше не повторились.
Вышли в обратный путь. Растаял берег, закрылось тучами небо, и волна зло и яростно хлестала по броне, предвещая непогоду. Это было 11 августа 1941 года.
…Прошли годы. Победно завершилась Великая Отечественная война. Стали известны имена десантников, которых транспортировала советская подводная лодка Щ-211: Цвятко Радойнов, Сыби Димитров, Иван Изатовский, Васил Цаков, Трифон Георгиев, Димитр Илиев, Иван Маринов, Тодор Гырланов, Коста Лагадинов, Симеон Славов, Ангел Ников, Антон Бекяров, Кирилл Видинский, Иосиф Байер. Кто они? Болгарские коммунисты, пламенные патриоты своей родины. За их плечами были годы и десятилетия тяжелой борьбы, скитаний, подпольной работы. Некоторые из них участвовали в антифашистском Сентябрьском восстании 1923 года, а потом, спасаясь от репрессий, эмигрировали в Советский Союз, другие приехали в СССР позже. Все они нашли в Советской стране свою вторую родину. Закончили здесь партийные школы, институты, военные училища и работали в народном хозяйстве, занимались наукой, служили офицерами в Красной Армии. Многие из них сражались с фашизмом в Испании. Когда гитлеровские полчища напали на нашу Родину, Цвятко Радойнов по инициативе заграничного руководства Болгарской коммунистической партии возглавил боевой отряд, предназначенный для переброски в Болгарию — организовывать борьбу против фашизма.
Группа Радойнова была одной из первых ласточек, принесших на своих крыльях весну своей стране. К сожалению, никто из маленького отряда не дожил до счастливого дня победы. Но внуки и правнуки борцов за счастье Болгарии не забыли своих героев. Словно эстафету, несут они признательность и вечную благодарность первой стране социализма, которая помогла им обрести свободу.
На грани
В сентябре над Черным морем опускаются густые туманы, то и дело меняется морское течение. И тогда для подводников наступают трудные дни. Но приказ не делает скидок на погоду, на войне один закон: надо!