Тоска по чужбине
Шрифт:
Нет худа без добра: невольное затворничество помогло Штадену привести в порядок главный товар, вывозимый им из России. Только подсвеченное бессонным солнышком окошко было свидетелем его географических трудов. Описание северного пути в Москву напоминало диспозицию военного похода. Но и хозяйственной наблюдательности Штаден был не чужд: «Печенга — монастырь, основанный монахом Трифоном 23 года назад. Монахи кормятся у моря, ловят треску, сёмгу и белуху. По берегам у Колы вываривают соль...» Если бы Брюннель заглянул в тетрадки Штадена, он бы решил, что Генрих делает памятные заметки для книги о Московии.
Всё проходит, даже ожидание отплытия. Каждый из нас во благовремении отплывёт...
Обычно море, открытое голландцем Баренцем, встречало первые корабли неласково, но к середине лета ненадолго затихало, жалея рушить эфемерное очарование июльского тепла и деловитое спокойствие птичьих базаров на скальных берегах. Покачиваясь на расставленных ногах у высокого фальшборта, защищавшего не столько от волны, сколько от пуль, Штаден, Брюннель и шкипер спорили о том, как далеко на Север уходит свободная вода. И на Востоке — тянется ли она до края этой земли, до границ Китая, или, как утверждают Баренц и англичане, льды глухо забивают проливы между островами и даже целые моря? Множество поручений дали Брюннелю Строгановы, но главное — добыть приборы, инструменты, чертежи и корабельный приклад, вплоть до голландской парусины, для будущего плавания на Восток. Он слабо представлял, как повезёт всё это дорогостоящее добро сухим путём через империю и Польшу. Однако торговец живёт не только расчётом, но и шальной надеждой на удачу. Оливер верил, что доберётся до России, не потеряв ни жизни, ни товара, после чего его ждало куда более опасное и увлекательное плавание...
Два испанских галиона встретили их на пятый день пути. Во взбаламученной, словно творогом набитой чаше моря, сливавшегося с мутным небом, они напоминали разжиревших мух, задумчиво ползущих в поисках лакомых крошек. Вооружение галиона было куда мощнее, чем у «купца», но мрачный голландский шкипер не попытался уклониться, пользуясь преимуществом хода. На корабле его служили парни, разбившие испанский флот в бухтах Северного моря, врывавшиеся на мелко сидевших шнеках на улицы затопленных городов, — «морские гёзы». Штаден лишь скупо сообщает, что галионы были отбиты и отстали, но нетрудно вообразить, с какой победной ненавистью пушкари долбили их надменные борта ядрами, обточенными и облитыми железом на деньги Строгановых. Тайные связи и симпатии между торговыми, промышленными людьми были куда причудливее и многозначительнее, чем мнилось бдительным, но близоруким московским дьякам... Путь в Антверпен был чист, а ветер сладок, как первый глоток свободы, самого крепкого вина на свете...
Если бы Афанасий Фёдорович Нагой подозревал о тайных тетрадках Штадена, как страстно пожелал бы он удачи испанским галионам!
Из «Проекта завоеваний Московии», представленного Генрихом Штаденом пфальцграфу Георгу Гансу:
«Кильдин — остров, омываемый морем. На нём живут лаппы [27] , русских нет. На острове есть озеро с пресной водой.
Кола — река и залив. На этой реке русские рубят остроги, в особенности Яков и Григорий Аникиевич Строгановы. Они доставили здесь солеварню три года назад. Торгуют с голландцами и англичанами. Они обещали царю укрепить это место.
27
...живут
Чёрная река — острог. Здесь ловится сёмга.
Терский нос — земля; уходит далеко в море. На ней живут лаппы.
Кандалакша — река. На ней незащищённый посад с монастырём.
Умба и Варзуга — реки. На них незащищённые посады. На святого Иоанна летнего здесь вылавливают за день много тысяч сёмги. Большей частью она идёт во дворец великого князя.
Кереть — река и незащищённый посад. Люди кормятся там от стекла, которое добывается из земли. Оно разрывается на тонкие листы, а потом из него делаются окна. На русском языке это называется siuda.
Шуя Карельская — бухта и незащищённый посад. Опустошён опричными.
Соловки — монастырь...
Далее лежит Пустоозеро. Здесь встречаются самоеды с русскими. Русские выменивают у самоедов соболей на сукно, котлы, сало, масло, кольчуги и толокно. Дальше Пустоозера у великого князя нет власти, так как русские не ходят в море. У них нет морских судов, хоть земли великого князя тянутся до всех четырёх морей...
Если кто хочет отсюда проникнуть в землю великого князя, надо вспользовать реку Онегу. Первое село на ней — Пречистое... По Онеге соль идёт в Каргополь, незащищённый город без стен, на перевале, у стоячего озера.
Далее — Белоозеро. Здесь монастырь, где хранится казна великого князя. Живут торговые люди и крестьяне.
Отсюда 16 миль до Вологды. Половина стены в Вологде из камня, половина из дерева. Здесь хранятся соболя из Сибири, от самоедов, деньги и драгоценности. В Вологде построены для великого князя каменные палаты, доставлено 300 пушек, но они лежат в куче.
Водой можно идти до Москвы — по реке Шексне, которая вытекает из Белоозера и впадает в большую реку Волгу. По Шексне нет городов и замков, но по дну забиты колья, на них ловится осётр, который идёт из Каспийского моря на Белоозеро.
На Волге — посад, где раньше встречались купцы — турки, персы, русские, бухарцы, ногаи, шемаханцы. Теперь посад запустел, и царь не собирает здесь пошлин. Далее водой можно дойти до Углича; город совсем пуст. Далее лежит Дмитров — и этот город пуст. До сих пор можно идти по воде. А там до Москвы остаётся 12 миль.
Александрова слобода: стены сложены из брёвен, врезанных одно в другое и доверху засыпанных землёй. Снаружи — стена в один кирпич от пожара. Здесь много денег и добра, что награбил великий князь по городам — в Твери, Великом Новгороде и Пскове...»
4
Пасмурная зима прикрыла усталую Ливонию пушистой лапой. Из-за обильных снегопадов трудно стало поддерживать дороги, тропинки меж домами пробивались в снежных стенах, как боевые шанцы. Ночи стояли чёрные, безлунные, даже снег не блестел. Люди, кусты и ёлки различались плохо. В сторожевых башнях Вендена было промозгло, стрельцы искали предлога, чтобы спуститься вниз, к горящим очагам. Огонь поддерживали постоянно, даже на третью стражу, когда самый выносливый суётся носом в овчинный воротник.
Да и кого выглядывать в снежной дали, если от Даугавы и Риги до Вендена и Вольмара лежали непроезжие снега? Венденские посадские вели себя спокойно, ходили из любопытства в новую православную церковь, испытывали русского попа на лютеранский оселок. Тот, непривычный к свободным спорам, делал вид, будто не понимает ломаного языка, и брал своё пушечным басом во время службы и чудным пением хора из стрельцов-первогодков. Немцы были услужливы, особенно городской слесарь, большой охотник до ломаных замков. Он их чинил и в городе, и в замковых воротах.