Тост за Палача

Щупов Андрей Олегович

— Что это? — просипел Аксан.

— То, за что меня прозвали Носорогом. — Собеседник ухмыльнулся. А в следующую секунду противоестественная ямка на костюме Аксана исчезла, он с облегчением перевел дух.

— Теперь ты понимаешь, что я могу с ним сделать?

— Понимаю… — Аксан дрожащей рукой огладил костюм.

— Ни хрена ты не понимаешь. — Брезгливо бросив на залитый стол салфетку, Носорог тяжело поднялся. — То, что проделает твоя бомба, я могу сотворить голыми руками. А точнее — вовсе без рук… Ладно, поехали, что ли в гостиницу. После этой воздушной болтанки я хотел бы немного поспать.

Глава 9

Пожалуй, если бы не пациенты подросткового возраста, в клинику он сегодня возвращаться бы не стал. Но, увы, сразу у семи парнишек сегодня подходил к концу реабилитационный срок. Это было также его идеей, а точнее развитием одной из задумок Ганисяна, добрейшей души человека, ютившего

в своем музее детишек и разбивавшему их по принципам совершенно далеким от возрастных. Детей Ганисяна сплачивали общие интересы и общие беды. Это помогало им выжить, более быстро встать на ноги и обрести себя. Нечто подобное Дымов решил воспроизвести и в «Галактионе». Лишь на треть наркомания в подростковой среди — забава и следствие бездумности, на две трети — это чистой воды бегство. От себя, от родителей, от недоброго мира. Вадим пытался вернуть им мир, по возможности возвращал и непутевых родителей. Беда всех наркологических клиник, что они возвращали мальцов в ту же самую больную среду, и излеченный от зависимости подросток вновь оказывался один на один с тем, от чего он пытался спастись в прошлом. Именно поэтому психологи «Галактиона» формировали из юных наркоманов подобие групп, если и не спаянных общими интересами, то во всяком случае способных дружить и общаться. И уже готовые микроколлективы отдавались в стационар — «на съедение» Вадиму. Секреты именно этого периода лечения он продолжал удерживать в тайне. В тайне от прессы, от родителей и даже от своих ближайших коллег. Плацебо перестает быть плацебо, если о нем знают с первых дней приема. Нечто подобное работало и здесь. Собственно говоря, родственники формулировали заказ, и на этом их функция заканчивалась. Когда это было возможно, Вадим «воспитывал» и их, но главная реконструкция должна была, конечно, коснуться психики самого ребенка. Не изобретая ничего нового, Дымов попросту вышибал клин клином. На смену тоске и фрустрации, неизменно являющимся после физиологического отвыкания от наркотиков, он преподносил «сильные впечатления» — порой настолько сильные, что наркотические виртуалии попросту теряли свою последнюю привлекательность. Проще говоря, он организовывал детям опасные приключения, заставлял сообща пройти по краю обрыва, испытать боль и страх, познав истинную цену дружбе и товариществу выкарабкаться из практически «безнадежной» ситуации, вернувшись в реальный мир не просто выздоровевшими, но и окрепшими духовно.

Ввергая подростков в коллективный транс, он отдавал их в руки бандитов, сажал в подобие концентрационных лагерей, гнал через опустошенные нейтронным оружием города, на терпящих бедствие судах заставлял скитаться по океанам, проявлять смекалку, силу воли и в итоге, конечно же, побеждать. Человеку, ощутившему хоть раз вкус настоящей победы, никогда уже не стать хроническим беглецом. Разумеется, в жизни его будут спотыки, временные отступления, но в беглеца ему уже не превратиться. Хотя бы потому, что он будет знать разницу между иллюзорной сладостью бреда и вдохновением настоящей — не чужой, а своей собственной победы. Если же после возвращения в мир рядом окажутся сотоварищи по оружию, выздоровление будет окончательно закреплено. Одиночество и непонимание окружающих — вот то, что сводит на нет любые усилия врачей-наркологов. Статистика же «Галактиона» могла похвастать уже не одной сотней безоговорочных побед…

В сущности, они лечили обыденные вещи — цинизм, черствость, неумение радоваться восходу и закату. Детишек из богатых семейств Дымов заставлял познать все прелести нищеты и голода, подростков с националистическим мусорком в голове превращал в потерявших родину изгоев, усталых всезнаек попросту макал в жесточайший экстремал, заставляя в полной мере переосмыслить прожитое, пересмотреть шкалу ценностей. Одно дело — толстокожие взрослые и совсем другое — восприимчивая и мобильная психика детей. Легкость, с которой удавалось в считанные дни делать из вчерашних маленьких негодяев помудревших и повзрослевших личностей порой начинала даже пугать. Вадим всерьез задумывался, а правильно ли он поступает, вторгаясь в естественный ход событий, столь кардинально перекраивая людей. Но все шло само собой, первые единичные эксперименты завершились успехом, к ним потекли умоляющие просители, и шоковая подростковая терапия превратилась в нескончаемый конвейер.

Вот и сегодня группа из пяти юных наркоманов и двух самоубийц должна была пройти завершающий этап лечения. Если на прошлой неделе Вадим погрузил их в ужас голодного плена, истязаний и пыток, то сегодня самый слабый и хилый, неожиданно проявив недюжинный ум и лидерские качества, должен был организовать для всех семерых побег. Вадим и сам не знал всех подробностей будущего побега, — в подобных случаях он доверял в большей степени моменту и интуиции. В каком-то смысле он создавал обстоятельства, но решали и действовали сами подопытные герои. Лишь в наиболее

критические мгновения Дымов вмешивался в события, инициируя поступки, доводя смутные позывы детишек до полноценной решимости. Общая схема виртуального путешествия была простейшей: каждый из персонажей должен был пройти все круги ада, не раз и не два проявить ум и отвагу, оказаться на краю гибели и в последний момент ощутить озарение либо дружескую руку товарища. Собственно говоря, он принуждал этих ребятишек совершать самые непритворные подвиги. Основой становилась максимальная реалистичность переживаемых событий, и даже по «возвращению» из опасных странствий встреча с родителями организовывалась уже не в «Галактионе», а где-нибудь в лесополосе, пригородной деревушке, на ночной улице. Особого подыгрывания от взрослых и не требовалось, — их попросту ставили перед фактом случившегося, и уже трижды имели место судебные разбирательства, когда, наслушавшись ужасных историй от вернувшихся домой детей, родители попросту впадали в праведный гнев и спешили с заявлениями в милицию. Дела без особых хлопот комкали, дети же и по прошествию лет вспоминали о прожитом, как о вполне реальных событиях…

* * *

Аллочки на месте уже не было — не дождалась, и Вадим прямиком проследовал в собственный кабинет. Скинув плащ, без сил рухнул в вертлявое кресло. Сегодняшняя прогулка с Мироновым и Шматовым вымотала его вконец. Увы, взрослые — это далеко не дети, и убедить их в том, что дважды два — четыре, раз в сто сложнее, чем самого недоверчивого ребенка. А потому для финальной стадии сегодняшнего гипносеанса Вадиму просто позарез требовалась подзарядка. Не локальная и не от случайных источников, а чистая и капитальная — от одного из резервных концентраторов. Собственное метатело съежилось чуть ли не втрое, на него просто нельзя было смотреть без содрогания. Он и не смотрел. Склонившись, сунул руку в нижнее отделение стола, ищуще пошарил. В особой кювете с покрытием из электризованного пластика у него обычно хранился неприкосновенный запас — один или два свеженьких концентратора. Как раз на такой случай, когда работа или обстоятельства требовали немедленного восполнения энергии. На этот раз рука ощутила привычное искристое покалывание, однако желаемого не обнаружила.

— Черт! Это еще что за номер! — Вадим поморщился. В подобных вещах он пока не замечал за собой особой рассеянности. Во всяком случае — об отсутствии или наличии концентраторов всегда помнил отлично. Та промашка в подвале Маршала — не в счет. Тогда его поджимало время, и подчищать следы за собой было просто некогда. Из подключенной же к источнику питания кюветы концентратор никак не мог исчезнуть. Штучка это, конечно, верткая и самовольная, но на то и придумана была в свое время кювета, чтобы не позволить энергетическим сгусткам разгуливать где попало. Тем не менее, в столе было пусто.

Выйдя на середину комнаты, Дымов трансформировал зрение и торопливо огляделся. Невидимый в обычном световом диапозоне, концентратор легко засекался в инфракрасном. Более того — просматривался даже сквозь стены и деревянные перекрытия.

— Не это ли ты ищешь?

Вздрогнув, Вадим поднял голову. И в первый момент увидел не Изотова, а яркое световое пятно в его руках. Концентратор! Глаза вернулись к привычному диапазону, и Дымов разглядел нездоровый румянеу на щеках коллеги, его слегка безумный взгляд.

— В чем дело, Саша?

— Возьми, — Изотов протянул ему незримой энергетический сгусток. — Уж прости, провел в твое отсутствие маленький шмон.

— Эге! Да ты, похоже, пьян? — правой рукой Вадим принял у товарища концентратор, левой придержал его за локоть. — Присядь-ка, друг ситный. Ты ведь хочешь со мной поговорить?

Изотов мотнул головой. Он и в самом деле изрядно выпил. Чуть покачнувшись, опустился в кресло.

— Ну? — Вадим прислонился к столу, пальцами правой руки стиснул гуттаперчивый концентратор. Он пытался сдерживаться, однако подобно измученному жаждой припал к источнику, всасывая в себя энергию гигантскими глотками. Результат не заставил себя ждать. Словно подключившись к мощному насосу, метатело Дымова начало стремительно разбухать и наливаться силой. Подобно оболочке спущенного шара, он наполнялся бурлящими энергопотоками, маленьким дирижаблем все выше всплывал над землей. На какой-то миг, сладостная релаксация заставила его забыть о коллеге, но последний напомнил о себе сам.

— Ты уж прости меня, Вадик, но, кажется, я знаю о тебе то, чего не положено знать.

Дымов склонил набок голову.

— Уже месяца полтора, как я просматриваю твои электронные депеши, отслеживаю малейшие обновления сайтов, которые ты посещаешь. Наши машины замкнуты в локальную сеть, так что это было не очень уж сложно.

— С некоторых пор я начал об этом догадываться.

— Что?! — голова Изотова изумленно вскинулась. — Ты знал, что я за тобой подсматриваю?

— Ну… Скажем так: приглядываешь. Подсматривать — несколько не то слово.