Тот, кто не со мной
Шрифт:
— Но, — сказала Элиза, все еще не желая принимать эту новость как свершившийся факт. — Мы ходили туда гулять в воскресенье, и Лестер был с нами. Если они собираются там строить, он бы сказал об этом.
— Необязательно. Зачем он будет тебе рассказывать о своих делах?
«Действительно, — подумала Элиза, — мне незачем об этом рассказывать. Но он мог бы сказать об этом брату». Вечером, как только Роланд пришел домой, она с пристрастием его допросила. К ее ужасу, он все подтвердил.
— Это правда, Элиза, но Лестер велел мне не рассказывать тебе. Наверное,
Она воскликнула с сарказмом:
— Надеюсь, ты не хочешь этим сказать, что Лестер Кингс вдруг стал тактичным? Гораздо более вероятно, что, зная, как я люблю этот лес, он просто не хотел неприятностей.
— Ну, — брат неприязненно смерил ее взглядом, — он сегодня вечером придет, так что лучше мне предупредить его заранее, чтобы он был готов к твоему нападению, да?
— Он опять сюда придет? — спросила, она, крайне изумившись. — Зачем?
— Чтобы позвонить от нас своей девушке. Он говорит, что ему неудобно звонить из той дыры, где он живет, потому что телефон в холле и ему кажется, что хозяйка подслушивает каждое его слово. Да и вообще, — с вызовом бросил он, у него опять появился тон старшего брата, — почему бы ему и не прийти к нам? Он мой друг и может приходить, когда захочет. Он же ко мне приходит, а не к тебе. — И с этим убийственным замечанием он оставил ее.
Но приходил ли Лестер к ней или нет — не важно; она решительно была настроена увидеться с ним и была уже наготове, когда он вошел. Элиза набросилась на него, как участник демонстрации, который пытается одолеть особенно упрямого и могучего полицейского. И как она обнаружила, с тем же успехом.
— Я узнала от Роланда, — накинулась она на него, — что ты и твой дед намерены начать строительство в поместье Дауэс-Холл, в том числе в лесу.
— Ну и что?
— Это варварство! Как ты можешь даже думать о том, чтобы вырвать с корнем эти деревья и уничтожить всю эту красоту, и только для того, чтобы положить в карман побольше денег? Ты что, не можешь вести строительство в полях вокруг поместья и оставить лес в целости?
Он тихо ответил:
— Лес оставить невозможно. Он составляет часть поместья и находится прямо посередине той площади, которую мы намерены застроить. Да и вообще, при той цене на землю, которую мы заплатили, мы просто не можем себе позволить не вырубить этот лес.
— Когда мы ходили на прогулку в воскресенье, почему ты Роланду сказал, а мне нет? Ты что, боялся?
Он презрительно рассмеялся:
— Кого боялся — тебя? Я тебе ничего не сказал, дорогая Элиза, потому что знал, что у Роланда хватит здравого смысла, чтобы рассматривать это дело в практическом ключе, а вот ты тут же начнешь раздувать из мухи слона. И я оказался прав, как видишь.
Она резко повысила голос в отчаянной попытке заставить его понять свою точку зрения:
— Против тебя будут все местные жители. Ты же не считаешь, что они станут спокойно сидеть и смотреть, как уничтожают деревья, они попытаются что-нибудь предпринять, чтобы остановить вас.
— Они не смогут нас остановить. Нам уже дали лицензию
— Люди обратятся в суд, они добьются официального запрета.
— Ах вот как? Это не так просто, как ты думаешь. И потом, у меня есть свои методы обращения с такими людьми, которые ставят эстетику выше насущных потребностей, можешь иметь это в виду.
— Ты просто самый настоящий вандал! — воскликнула она, почувствовав свое поражение и скатываясь до оскорблений. — Ты безжалостный варвар, тебе приносит удовольствие разрушение!
Лестер обменялся снисходительной улыбкой с Роландом.
— Снова вспомнила детство. Знает, что проиграла, и пытается смягчить горечь тем, что обзывает меня. Если тебе это доставит удовольствие, давай продолжай, оскорбляй меня дальше. Меня это нисколько не беспокоит. — В ее глазах он заметил злость, увидел, как кулаки ее сжались, и иронически усмехнулся: — Еще минута — и ты начнешь меня тузить, как в детстве, когда я слишком сильно тебя доставал.
Она побледнела от его насмешки.
— Если и так, в этом будет не моя вина, а целиком твоя. Ты меня до этого доведешь. Ты такой… такой самоуверенный, такой… такой презрительный и высокомерный, такой чертовски надменный! Ты, видимо, совершенно уверен, что во всем прав, да?
Тут вмешался Роланд, зная непредсказуемый запальчивый нрав сестры:
— Помимо музыки, Лестер, этот лес — ее единственное утешение.
Но вмешательство Роланда, как оказалось, только ухудшило дело.
— Утешение? — едко переспросил Лестер. — Да какое ей утешение в ее возрасте нужно? Лучше заведи себе друга — если сможешь. Сделай что-нибудь, вернись к жизни. — Он с презрением посмотрел на нее. — Знаешь, если бы семнадцать лет назад мне кто-нибудь сказал, что ты вырастешь такой безжизненной, ледяной, безразличной ко всему куклой — хотя это слово содержит и положительное значение, которое к тебе никак не относится, — я бы посмеялся ему в лицо.
Его точно рассчитанное оскорбление вызвало в Элизе гнев, который никогда в жизни она еще не испытывала ни к одному живому существу на свете, и она знала, что, если он не перестанет ее провоцировать, она уже не сможет сдерживаться.
— Спасибо за немногие, но тщательно продуманные комплименты, Лестер Кингс. — Она задохнулась от возмущения. — Они прозвучали так оскорбительно, как только ты можешь произнести. Совершенно очевидно, что ты-то уж нисколько не изменился, даже если я стала другой. Ничего удивительного, что я ненавидела тебя со всеми твоими потрохами еще тогда. Я на самом деле так и не простила тебе того, как ты со мной обращался, когда мы были детьми. — Она вдруг ощутила боль в ладонях от впившихся в них ногтей. — Если это вообще возможно теперь я ненавижу тебя даже больше, чем ненавидела тогда. — Ей было досадно, что голос ее задрожал. — Зачем тебе вообще было возвращаться? Почему бы ты не мог остаться там, где ты был, в сотнях миль отсюда? Почему тебе не убраться опять туда?