Тот, кто стоит за спиной
Шрифт:
— Пришьешь… меня? — Валерий Николаевич облизал сухие и шершавые, как наждак, губы и горько усмехнулся. — Но ведь все знают, что я поехал сюда. А кое-кто даже посвящен в то, зачем именно я поехал. Тебя мгновенно вычислят, в шесть секунд! Ты хочешь… нет, ведь ты не можешь… — Хромов вдруг обхватил ноги гостя руками и с силой боднул его головой в колени, намереваясь свалить противника, но в этот момент в голове у Хромова разлетелся брызгами хрустальный шар, и земля из-под него выскользнула, как маленькая льдинка, на краткое мгновение открыв его внутреннему взору бескрайнее
Хромов затих у ног гостя, не подавая признаков жизни. Гость высвободил свои ноги и дважды с силой ударил Валерия Николаевича рукояткой оружия по затылку. После этого он приложил свою руку к виску бездыханного хозяина и проверил пульс. Пульса не было.
Гость обшарил карманы Хромова, извлек из одного какой-то клочок, и, усмехнувшись, спрятал его себе в карман. Затем он подошел к старому платяному шкафу и двумя пальцами поднял с пола туристский топорик за его серединную часть. Смочив обух топора свежевыступившей кровью хозяина, он положил топорик рядом с телом, предварительно протерев собственной рубашкой те места топора, к которым прикасались его пальцы. Отпечатки на резиновой ручке при этом остались нетронутыми. Закончив с топориком, он посмотрел на часы.
«Смерть Валерия Николаевича Хромова наступила между восемнадцатью и девятнадцатью часами в результате получения нескольких ударов тупым предметом в затылочную область», — ухмыляясь, подумал гость и еще раз взглянул на Хромова. Из расстегнутой рубашки Валерия Николаевича вывалился маленький алюминиевый крестик на шнурке.
— Спаси и сохрани, — прочитал, ухмыляясь, гость и с силой дернул за шнурок, пытаясь разорвать его, но шнурок оказался крепким. Немного раздраженно гость попробовал снять крестик с головы Хромова, но не смог: мешали то затылок, то подбородок. В общем, голова никак не пролезала сквозь петлю шнурка. — А может, тебе голову отрезать? — зло спросил он свою неподвижную жертву и усмехнулся. — Я бы отрезал, да по регламенту не положено!
Еще раз с силой и все так же безрезультатно дернув за шнурок, гость чертыхнулся и собрался произвести последний «контрольный» удар в височную область, но в этот момент кто-то тихонько постучал в дверь.
Тетя Дуся, вся как на иголках, стояла у окна своей кухни, словно Великая Китайская стена заслоняя собой пропахшее жирной стряпней пространство от бойкого небесного света, который тщетно искал хоть маленькую щелочку, чтобы проникнуть в сумрачное жилище. Со все возраставшим напряжением тетя Дуся ждала развязки.
Стоя у открытой форточки, она изо всех сил прислушивалась: сначала кто-то (конечно, сам Валера!) по-хозяйски громко ходил по дому, потом шаги разом стихли и стало слышно что-то вроде разговора. Но потом вдруг опять началось какое-то движение.
«А вдруг Валерика там… того? — подумала она в ужасе. — Эх, парень, лучше б ты у меня топорик взял! Спокойней было б!»
Тяжело вздыхая и озабоченно качая головой, тетя Дуся сняла передник и, шумно, как штангист перед схваткой со снарядом, выдохнув,
Покашляв у входной двери для приличия, она три раза стукнула и тоненьким голосом позвала:
— Валерик, ты там?
Никто не отозвался. Потоптавшись в нерешительности на пороге и решив, что сосед скорее всего заснул, она чуть громче повторила свой бессмысленный вопрос (а где же ему еще быть, как не дома?!) и вошла в дом.
Всюду царил беспорядок: в кухне, в коридоре, в комнате. Хозяина нигде не было видно. «Во дает, парень, уже спит. Да что им, молодым, все наши заботы! Такой беспорядок, а он валяется себе!» — возмущалась про себя тетя Дуся, заглядывая в разные двери.
— Валерик! — вдруг закричала тетя Дуся, увидев на полу в маленькой комнате распростертое тело хозяина. — Убили! — заголосила она, с треском приваливаясь к хлипкой перегородке. — Ой, на помощь!
И тут несчастная женщина увидела рядом с бездыханным соседом… свой туристский топорик. Да-да, тот самый туристский топорик, который она совсем недавно предлагала ему и который он отказался брать.
— Откуда он здесь? — в сердцах возопила она, хватаясь за левую грудь и медленно сползая на пол. — Ну все, теперь засудят, как пить дать засудят!
Но перед тем как отключиться от происходящего, уже в полуобморочном состоянии она все же успела подумать о том, что надо бы приложить к груди мертвого Валерика ухо: а вдруг он еще живой?
Солнце палило нещадно.
Как хорошо, что Половцев проводил эти дни на даче в Васкелове. В раскаленном мешке города ему было бы не спастись — удушливые испарения асфальта, гарь и выхлопная копоть, поднимающиеся с улиц и проспектов, задушили бы его, белого и чуть рыхловатого, как грустная черноморская медуза.
Половцев ждал сына. Андрей должен был приехать из города на одной из дневных электричек. Жена Половцева накануне заехала к нему и попросила дать ей немного побыть вместе с сыном на природе. Сначала приедет сын, а потом, ближе к вечеру, после работы — она. И было бы лучше, если бы «посторонних» здесь уже не было. А он? А он может ехать на эти два дня в город.
Когда немного успокоенная и удовлетворенная разговором «супружница» укатила домой, Половцев подумал, что спешить на самом деле не стоит.
Он вполне может встретить Андрея и, скажем, пробыть с ним до самого вечера на рыбалке, пока не прикатит мамаша. «Думаю, она, — размышлял Половцев, — не станет кричать, если застанет меня еще на даче. А потом я быстренько смоюсь, чтобы только не слышать ее ангельского голоска…»
Жена Половцева, Елена Максимовна, была полной противоположностью своему вяловатому и задумчивому мужу. Она была ответственным работником компетентных органов. С утра до ночи Елена Максимовна пропадала на работе, где неудержимо, как июльский боровик после теплого дождичка, росла, пробираясь все выше по служебной лестнице к зияющим вершинам власти и материального достатка.