Тот, кто умер вчера
Шрифт:
Давным-давно Коваль с отличием закончил факультет биологии Университета имени Тараса Шевченко и имел все основания считать себя человеком образованным, о чем заявлял не без гордости. Впрочем, возможность похвастаться была единственной ценностью этой образованности, ибо Михаил Александрович Коваль работал каменщиком, строил дома и дачи для зажиточных людей. Собственно, вторая профессия и довела его до больницы: однажды во время работы ему на голову упала тяжелая доска, что привело к периодическому появлению сильных головных болей.
На тумбочке Коваля, словно в подтверждение
Никто не знал, по какой специальности имел диплом Вахтанг, но в жизни, по его собственному выражению, он занимался тем, что «дэлал дэнги». На что он жаловался, тоже было не совсем понятно… «Какой-то очень неразборчивый диагноз написали, — пояснил он. — Целый час читал, ничего не понял». В больнице Вахтанг находился, потому что так решил его земляк, хозяин той конторы, где он «дэлал дэнги».
«Нам на фирму, — сказал Вахтангу его хозяин, — надо инвалид. Один инвалид у нас уже есть, это я, но надо еще. Тогда налог еще меньше будет. Поэтому иди, Вахтанг, и делай себе группу. Не переживай, я договорюсь с кем надо. Ты только должен два месяца в больнице лежать, чтобы все видели, как сильно ты болен».
В соответствии с уровнем образованности Коваля и Вахтанга распределялись и их роли в общем разговоре. Не имевший диплома, а если и имевший, то никак это не декларирующий, Вахтанг обычно задавал вопросы. Коваль на эти вопросы отвечал. Как правило, очень обстоятельно, делая ссылки на конкретные примеры. Получив ответ, Вахтанг принимался его комментировать, иногда тоже ссылаясь на примеры. После этого Коваль комментировал комментарии.
— Не пойму никак. Просто в голову не лезет, — сказал однажды Вахтанг относительно моего случая. — Как такое может быть? Чтобы человек про себя, про родных, про друзей, про работу не помнил, а про все другое помнил?
— Может, Вахтанг, еще как может, — с видом знающего человека снисходительно усмехался Михаил Александрович. — Человеческий мозг — самая большая на свете загадка. Его никто еще не разгадал. Сколько знаменитых психиатров это сделать пытались. Тут тебе и Юнг… и Фрейд, который Зигмунд… — Бывший биолог запнулся, поскольку остальные имена, похоже, выскочили у него из головы, но все-таки закончил: — И ничего у них так до конца и не вышло. Короче говоря, сплошная терра инкогнито. — Вахтанг промолчал, что дало возможность Михаилу Александровичу вырвать из небытия его собственного мозга еще одно ученое имя. — Или вот Павлов. Он хоть и не психиатр был, а физиолог, но… сколько он собак перерезал… Это же уму непостижимо! И толку? Так что по-разному бывает. Да у одной только амнезии знаешь сколько видов?
— Сколько?
— Много.
Вахтанг закрывал глаза и открывал рот.
— Ом… ам… ом? — произносил он, словно медитирующий буддист.
— Амнезия, — терпеливо повторял Коваль, — это термин такой… древнегреческий. Переводится как то, что отрицает память.
— Все, теперь понял. Со мной тоже один случай был. Как-то раз к земляку зашел. У него кафе совсем недалеко отсюда. Помню, как шашлык принесли и первую кружку вина пил. Потом дома проснулся. Дома большой беспорядок. Что, где, как лежит — не поймешь. Везде бутылки какие-то. Две голые женщины рядом спят. Одна — еще можно смотреть, а вторая — совсем страшная, понимаешь. Обеих, мамой клянусь, в первый раз вижу! Кто такие? Как они у меня дома оказались? Что я ночью делал, что пил, что кушал и с кем — ничего не помню.
— Бывает, — хитро посмеивался Коваль.
— Так это какой вид амнезии у меня был? — пытался загнать собеседника в угол Вахтанг.
— Эпизодический, — не моргнув глазом, отвечал Михаил Александрович.
Ввиду полного отсутствия личного опыта, отвечать на вопросы я не мог, особенно подробно, с конкретными примерами. Тем более не мог комментировать ответы. Поэтому чаще всего мне отводилась роль молчаливого слушателя с правом коротко отвечать на поставленные лично передо мной вопросы. Правда, первый вопрос задал все-таки я, когда понял, что могу разговаривать:
— Где я нахожусь?
— Здэс, — с бесполезной точностью ответил Вахтанг, который только что закончил подзаряжать аккумулятор своего мобильника и теперь проверял, сколько денег осталось у него на счету.
Коваль, к счастью, оказался не таким лаконичным. Отложив в сторону шуршащую газету, он ответил более обстоятельно, постепенно переходя от частного к общему — от номера палаты, названия отделения и больницы до названия города, страны и того политико-социального положения, в котором находилось государство.
Признаться, меня немного озадачил и расстроил тот факт, что я нахожусь в месте, называемом в просторечье «дуркой», и на всякий случай, дабы избежать дальнейших недоразумений, уточнил:
— Мы что, все трое — психи?
Мой вопрос вызвал у соседей взрыв гомерического хохота.
— Сам ты псих, — отсмеявшись, сказал «инвалид» Вахтанг.
Коваль же со свойственной ему обстоятельностью принялся объяснять, что вовсе не обязательно быть психом, чтобы оказаться в психиатрической больнице, что снаружи, на улицах города, если вдуматься, настоящих психов в процентном соотношении гораздо больше, чем во всех психбольницах, вместе взятых. Вахтанг, вопреки обыкновению, спорить не стал. Наоборот, он даже подкрепил тезис Коваля ссылкой на конкретный пример, в связи с чем нам пришлось выслушать целый рассказ про двоюродного дядю Вахтанга, который был совсем «ку-ку» по жизни, но никто его не рядил в сумасшедшие.