Тот, кто умер вчера
Шрифт:
На том и порешили. Всем было разрешено идти домой отдыхать.
В понедельник, с самого утра, я отправилась в психиатрическую больницу. В который раз за последние девять дней. Нужно было выбрать двух-трех людей с хорошей зрительной памятью, чтобы они помогли составить портрет человека по прозвищу Псих.
От утренней прохлады не осталось и следа, солнце жгло, как положено хорошему солнцу, а я, будто приехавшая с Северного полюса дура, вынуждена была надеть джинсовую куртку, дабы скрыть висящую
Андрей Суббота показал, как заряжать эту штуку и провел инструктаж по технике безопасности.
— Пули пластиковые, — говорил он. — Но если пальнуть с близкого расстояния, то человека можно заколбасить за милую душу.
— Не думаю, что это мне поможет, — заметила я, следя за его действиями. — У меня так никогда не получится.
— Тебе не поможет, начальству поможет.
— Каким образом?
— Если тебя убьют, не придется нести ответственность за то, что никто не позаботился о твоей защите.
Я фыркнула и попыталась засунуть пистолет в сумочку, чем вызвала у Субботы приступ издевательского смеха.
— Даже не думай. Кто-нибудь на улице сумку вырвет… Что тогда?
Скажу сразу, что мое заявление относительно неумения обращаться с оружием не отражало реального состояния дел, а было продиктовано чисто женским желанием казаться слабее. Мой папа, в бытность своей работы в органах, иногда брал меня с собой на стрельбище, так что я была в курсе, что именно надо делать, чтобы пистолет бабахнул.
Но одно дело — стрелять, другое — таскать оружие с собой. Больше всего неприятностей доставляли ремни от кобуры, которые натирали плечо. Я летом бюстгальтер и то редко когда надевала, а тут такую сбрую на себе носить. Первой из уже знакомых персон отделения неврологии мне попалась Екатерина Заяц, бывший лечащий врач Психа. Отведя ее в сторонку, я вручила повестку и заставила расписаться. Увидев, как она нервно мнет в пальцах желтый бланк, я поспешила успокоить ее, заявив, что вызов связан исключительно с тем, что мы возлагаем на нее надежды и рассчитываем на ее помощь в составлении фоторобота бывшего пациента.
— Одной вам будет сложно, — рассудила я. — Можете сами выбрать себе помощника. Кто, на ваш взгляд, тесно общался с интересующим нас пациентом и мог бы без затруднений описать его?
Заяц на минуту задумалась.
— Господи, многие его видели. Ну хотя бы этот… как его… Коваль из четвертый палаты. Сосед его. Они с ним частенько общались.
— А он что, еще в больнице?
— Сегодня выписываем. Но пока на месте.
Коваля я застала в палате. Он уже успел переодеться в цивильное и теперь укладывал немногочисленные вещи в два полиэтиленовых пакета.
— Здравствуйте,
Коваль согласно кивнул.
— Вижу, вас можно поздравить с выздоровлением.
— Скорее с выпиской, — прокряхтел он. — К сожалению, это не одно и то же. А вы здесь по той же причине, что и в прошлый раз?
— По той же. И я очень рада, что успела застать вас. Необходимо составить фоторобот вашего исчезнувшего соседа. Вы ведь видели его каждый день. Поможете?
— Насколько мне известно, у вас должны быть его снимки. Милиционер из районного отделения фотографировал его.
— Пленка при проявке случайно засветилась, представляете, — соврала я, не желая признаваться налогоплательщику, что упомянутые фотографии исчезли бесследно вместе с пленкой.
— Ладно, отчего же не помочь.
Я протянула ему повестку.
— Тогда подходите к трем часам в городское управление внутренних дел. Пирогова, 41. Покажете дежурному это, он вам скажет, куда идти.
— Я все понял. Буду обязательно.
— Спасибо.
— Да не за что. Скажите… Извините, как вас?..
— Алеся.
— Скажите, Алеся, а этот человек, он что, и вправду преступник? А то ведь совсем не похож.
— Ну, пока только можно твердо сказать, что у него серьезные неприятности. Поэтому его необходимо найти. В его же собственных интересах.
Закончив с Ковалем, я выполнила еще одно дело, после которого можно было уходить. Дело было маленьким — все та же работа почтальоном, заключающаяся во вручении повестки заведующей отделением Зелинской, причем отнюдь не для составления портрета ее бывшего больного. К ней у нас был отдельный разговор.
На крыльце я опять столкнулась с Ковалем. Нагруженный пакетами, он уже шел домой.
— Никак не можем расстаться, — улыбнулся он.
Я кивнула.
Вместе мы направились к воротам. В пятнадцати шагах от корпуса навстречу нам попалась худая, как лучина, девушка. Взгляд ее стеклянных глаз был устремлен в никуда, и она бубнила себе под нос что-то нечленораздельное, смахивающее на молитву. Подол ее длинного больничного халата шуршал по асфальту. Пациентку сопровождал санитар. Я вздрогнула, представив себя на ее месте.
— Говорят, когда Бог хочет наказать человека, он лишает его разума. Что могла сделать эта девушка, чтобы заслужить такое наказание? Подозреваю, что она гораздо моложе, чем выглядит, — произнесла я, заметив, что и Коваль тоже обратил внимание на эту парочку.
— Ну почему наказать? — возразил он. — Например, наши предки верили, что умалишенные — это люди, которые отмечены особой любовью Бога и обладают даром пророчества. Недаром их называли блаженными, то есть наделенные благом.
— Тоже мне благо. И как может человек, который не в состоянии ответить за свое настоящее, делать прогнозы на будущее?