Тот мир
Шрифт:
В ближайшие два часа купол не рухнет. Мы успеем покинуть город. Вика, звони своим родителям, скажи, пусть собирают вещи. Вот тебе пропуск на выезд из города, – мой отец протянул Вике какую-то синюю карту. – Главное не потеряй. У вас только полтора часа на всё. Благо мы живём на окраине.
Папа, объясни, что происходит.
Наш город уничтожат. Остальное – военная тайна. Все люди, живущие здесь, должны умереть.
Все?! – одновременно воскликнули мы с Викой.
Да не может этого быть. Это неправильно! – тут уже возражала я.
Вика, быстро звони родителям. – переключил тему мой отец. Я поняла, что
Вика быстро сделала звонок, объяснив ситуацию. Дорога заняла двадцать минут. Всё это время мы пытались осознать, что произошло. Клялись переписываться и не терять связь. Клялись, что ещё встретимся…
Папа остановил машину на обочине дороги. Почему я сказала прощай, вместо пока? Почему руки не хотели отпускать подругу? Что вообще происходит? Папа не сильно что-то разъяснил. Да и что за ракеты ударяются о защитный купол?
Вика всё же вышла из машины, и папа резко рванул домой. Я обернулась и увидела, что Вика бежит к родителям.
Да объясни нормальным языком, что случилось?
Да не имею я права ничего тебе рассказывать, но если хочешь жить, быстро собирай вещи, и мы уезжаем.
А мама, а Кирилл?
Они уже не успеют. – эти слова были странными. Я не могла их принять. Они лишь эхом носились внутри моей головы, но мозг никак не улавливал их сути. Действительно, мама отвезла брата на занятия, и в лучшем случае они вернутся через два часа – настолько далеко находился кружок. Им и правда никак не успеть, а без папиного пропуска их не выпустят из города, даже если отец попросит об этом.
Что? – крайне спокойно спросила я.
Мы уже подъехали. Машина остановилась, но я продолжала сидеть. Отец открыл дверцу машины и прописал мне пощёчину:
Бегом! Как зайдёшь в квартиру, бери вещи для всех сезонов.
Пощёчина меня отрезвила, но не в меньшей степени разозлила. Папу я послушала, но все движения мои стали резки и грубы. Я схватила рюкзак, кинула в него документы, три книги, телефон, наушники, нижнее бельё, тёплую кофту, средства гигиены, летнюю, спортивную и чуть более тёплую одежду, пару кроссовок и простых туфель. Папа собрался немного быстрее меня, поэтому уже упаковывал наши зимние куртки и тёплую обувь.
Кристина, возьми пластиковую посуду, пледы, подушки, матрасы и насос для них, палатку и постельное бельё из кладовки, быстро сложи всё это куда-нибудь, принеси в коридор, а затем разлей кипяток по всем термосам что найдёшь. И заварку кинь в сумку. Чайник я уже поставил.
Все эти просьбы были выполнены за пять минут. Я умудрилась ничего не забыть. Папа тут же меня послал относить вещи в машину, а сам занялся едой. Он раскладывал часть продуктов по контейнерам, затем просто вытащил из кладовки все консервы, а из ящиков кухни подсолнечное масло, крупы, макароны и муку.
Я к тому времени спустилась с частью вещей, открыла багажник и увидела, что папа по дороге успел купить тридцать литров воды. Всё уложив, я вернулась домой. Отец как раз закончил сборы, и мы вместе со всеми оставшимися сумками сели в автомобиль.
Люди на улице бились в истерике. Кто-то бежал домой, а кто-то носился не зная, что ещё делать. Такие лишь наворачивали круги, регулярно врезаясь то в забор, то в столб, то в дерево. Были и те, кто лежал на асфальте или траве и плакал, истерически
От столь жуткого зрелища меня накрыли слёзы. Я свернулась клубком на переднем сидении, пока папа пытался вывезти нас из этого хаоса. Порой я всё же глядела, что происходит. Машины часто перегораживали проезд, кругом были пробки, которых по мере приближения к границе города становилось только больше. Я выпила воды, поуспокоилась, но чувствовала, что говорить не в силах.
Неожиданно папа свернул в поле, и мы начали передвигаться вдоль границы. Я бросила на отца удивлённый взгляд, но ничего не спросила. Ехали мы так минут пятнадцать, пока не увидели пограничный пост. Перед нами стояли ещё две машины. Человек показывал пропуск, и когда охранники убеждались в его достоверности – автомобиль пропускали. Происходили эти действия достаточно быстро: на всё не более пары минут. Оттого в скором времени перед нами подняли шлагбаум, и сквозь «дыру» в защитном куполе мы выехали из города. Однако ещё бы чуть-чуть, и мы бы опоздали, ведь стражи границы сразу после того, как выпустили нас, стали собираться.
Тут же стало тихо, будто город и не бомбили вовсе. Колёса с приятным шорохом ехали по просёлочной дороге среди хвойного леса. Из-за деревьев я не могла разглядеть, что же происходит снаружи. Поэтому я развернулась вперёд и любовалась природой. Я вдруг вспомнила, что до этой поры ни разу не покидала пределов города. Так странно, что раньше я и не помышляла о том, чтобы выйти из него. Казалось, что весь мир лишь в одном месте – месте, где я жила до этого.
Красиво, – прошептала я.
Да, действительно красиво. Ты ведь впервые выехала куда-то?
Ага. А ты разве уже был за пределами города?
Был, но никто об этом знать не должен. Даже ты. Поэтому я тебе ничего не говорил.
Мой рот на замке.
В те недолгие мгновения, когда мы ехали сквозь лес, все тревоги забылись. Тогда не существовало ничего плохого, ничего страшного. Впереди ждало удивительное будущее. Мы были спокойны и болтали о всяких мелочах, словно ехали на дачу, а не убегали от смерти.
Но вот, лес закончился, закончилась и надежда. Я оглянулась назад, и город наконец стал виден. Его и правда обстреливали, причём с каждой секундой частота обстрелов увеличивалась. Кругами летали самолёты. Прогремел взрыв. Он был настолько громким, что мне заложило уши. Из-за вспышки света пришлось зажмуриться. Папа резко затормозил машину.
Мы сидели не шевелясь несколько минут. Когда пыль улеглась, а свет не ранил глаза, я вышла и посмотрела на остатки города. Ужасно. Он весь горел, а те здания, что были мне видны разрушились. Неужели все действительно погибли? Даже мама с Кириллом? А Вика и её семья? Хоть они сумели выбраться? Меня накрыло осознание того, что я больше никогда не увижу своих родных, и быть может не увижу даже Вику. Сердце бешено колотилось, дыхание перехватило, а слёзы не переставали литься. Подступила истерика. Я срывала горло, но не могла остановить свой крик. Однако даже так я услышала, что отец тоже плачет, и не меньше моего. Мы просто сидели на обочине дороги и рыдали, не осмеливаясь близко подойти друг к другу, хотя быть может объятия нам бы хоть чуточку помогли в тот момент.