Тот Самый Мужчина
Шрифт:
Короче говоря, шотландские «плейбои» уселись в машину юных «бьютифул леди», которые завезли их невесть куда, где они провели какое-то время так, «как принято в Париже». Как именно, вспомнить не мог ни один. Но самое ужасное заключалось в том, что проснулись они «в чистом поле» и с вывернутыми карманами. И, если бы не «добрые мистер и миссис Клод», неизвестно чем могла закончиться вся эта история, но теперь Шон и Боб надеются, что «добрые мистер и миссис Клод» отвезут их на Монмартр, а уж там-то они обязательно разыщут своих, потому что сегодня ансамбль Шона
— А где? — спросил «мистер Клод», и я перевела его вопрос.
— На Монмартре, сэр, миссис, — серьезно ответил Шон.
— Где именно? — уточнил «сэр», и я вместе с ним.
Эдинбургские гости переглянулись.
— В кафе на Монмартре, — ответили они в один голос.
— Как называется кафе? — спросила я. — Там их много.
Это известие взволновало парней, потому что они были уверены, что заведение, в котором они выступали, так и называется «Кафе на Монмартре».
— А вывеска? Там же наверняка была вывеска? Что было написано на ней? — Клод заволновался тоже.
Вывеску парни не могли вспомнить, но, по утверждению Боба, там была большая терраса, откуда виден весь Париж. Шон не помнил даже этого.
— Я понял, — Клод усмехнулся, — это кабаре «Проворный кролик», самое туристическое место.
Глава 9, в которой о фестивале даже не подозревали
В «самом туристическом месте» ни о каком фольклорном фестивале даже не подозревали, на хваленой террасе резвился ветер, тем не менее, несмотря на мало располагающую к сидению на свежем воздухе погоду, публики за столиками было предостаточно, причем в основном ее составляли обвешанные видеокамерами и фотоаппаратами пожилые японцы.
— Это не та терраса, — вдруг заявил Боб и виновато вздохнул, — та терраса была на башне, а здесь нет башни.
— Правильно, — подхватил Шон, — на башне мы были с юными леди, а в том кафе не было террасы. На террасе мы были потом. А там была река.
Мальчишки сникли окончательно.
— Может быть, обратиться в их посольство? — шепнула я Клоду, на секундочку представив, что теоретически в точно таком же положении мог оказаться и мой Жан-Поль, заблудись он, скажем, в Эдинбурге.
— Успеется. — Клод беззаботно махнул рукой. — Выпьем кофе, полюбуемся крышами Парижа. Красиво? — спросил он парней, широким жестом предлагая им взглянуть на панораму. — Вон свободный столик.
Я еще не успела сообщить о его предложении нашим подопечным, как вдруг из-за столика, возле которого мы все еще стояли, поднялся седой японец и, старательно улыбаясь, обратился к нам. Японский вариант моего родного языка звучал потрясающе!
После витиеватых извинений представитель Страны восходящего солнца выразил не менее витиеватые восторги по поводу того, что, дескать, какая замечательная европейская традиция — любование в весенний, пусть даже ненастный день крышами родного города! Крыши Парижа с высоты подобны чешуе дремлющего доброго сказочного дракона, который что-то там олицетворяет собой, и так далее, и так далее…
От
И как замечательно, продолжал японец, что эту церемонию, и наверняка церемонию старинную, европейцы проводят семьями, и что в Японии тоже существуют подобные семейные ритуалы, и многие, и особенно дети, и это важно, приходят на церемонию в национальных костюмах…
Мы переглянулись. Улыбающиеся темно-серые глаза Клода показали на юбочки Шона и Боба. Надо же, со всеми этими переживаниями по поводу местонахождения фольклорного фестиваля я совершенно забыла, что «наши дети» в национальных костюмах. У них были такие же озябшие голые ноги, как и у мадам Грийо, когда она вернулась с репетиции.
А японец умоляюще сложил руки лодочкой и кротко высказал просьбу: нельзя ли им с женой сфотографироваться на фоне крыш Парижа рядом с настоящей европейской семьей в настоящих европейских костюмах, чтобы они смогли рассказывать своим детям и внукам о том, как оказались в Париже именно в незабываемый день любования его весенними крышами?..
«Настоящая европейская семья» посовещалась с «детьми в национальных европейских костюмах» на другом европейском языке, развеселилась окончательно и высказала согласие. Японец спросил, сколько мы хотим за услугу. Клод открыл рот, но я, достаточно хорошо предполагая вариант ответа, быстро сказала:
— А нельзя ли нам тоже получить фотографию на память?
«Настоящую европейскую семью» японская техника почти мгновенно обеспечила «фотографией на память», и мы расстались с японскими дедушкой и бабушкой с наилучшими дружескими чувствами.
— А теперь по чашечке кофе, — сказал Клод и завертел головой в поисках свободного столика.
— Может быть, в другом кафе? — робко предложила я, не сомневаясь, что в «самом туристическом месте» цены тоже соответственные.
— Нельзя нарушать традиции, — подчеркнуто серьезно возразил он. — Крышами Парижа положено любоваться здесь. Даже японцы знают. Садимся и любуемся. Особенно «дети». Они же никогда не видели Париж с Холма [4] .
4
Так парижане «по-домашнему» называют Монмартр.
Мы расположились у самой балюстрады, и я подумала, что Клод опять оказался прав. Париж был потрясающе прекрасен даже в этот серый ненастный день. Подошел официант.
— Четыре самые большие порции кофе, — заказал Клод, — и принесите сегодняшние газеты.
— Какие именно, мсье?
— Где побольше рекламы и анонсов. И еще пачку сигарет. Клер, что вы обычно курите?
— «Голуаз».
Официант кивнул и отошел.
— Клер, спросите «детей», когда они ели в последний раз.