Тот самый Мюнхгаузен (киносценарий)
Шрифт:
— С удовольствием! Я уже обратил внимание. У вас редкие книги.
— Да! — В глазах Мюнхгаузена мелькнули дерзкие огоньки. — Многие из них с автографами.
— Как приятно.
— Вот, например, Софокл! — Мюнхгаузен быстро снял с полки толстый папирус.
— Кто?
— Софокл. Это лучшая его трагедия: «Царь Эдип». С дарственной надписью.
— Кому? — Пастор вздрогнул и переменился в лице.
— Ну, разумеется, мне.
— Извините меня, барон. — Пастор откашлялся и приготовился к решительному
— Но почему? — огорчился Мюнхгаузен.
— Потому что этого не может быть! Он не мог вам писать!
— Да почему, черт подери?! Вы его путаете с Гомером. Гомер действительно был незрячим, а Софокл прекрасно видел и писал.
— Он не мог вам написать, потому что жил в Древней Греции.
Глаза Мюнхгаузена продолжали смеяться, но сам он принял позу огорченного и глубоко задумавшегося человека:
— Я тоже жил в Древней Греции. Во всяком случае, бывал там неоднократно. У меня в руках документ. — Мюнхгаузен с наивной улыбкой протянул папирус. Пастор открыл рот, но не нашел что сказать.
В дверях появились Томас и Марта.
— Ужин готов! — объявила Марта. — Надеюсь, вы не скучали здесь, пастор?
Пастор вытер платком лоб и тихо пробормотал:
— Господи, куда ж я попал?
— Вы попали в хороший дом, пастор. Здесь весело, — подмигнул Мюнхгаузен. — Не будем ссориться. Я возьму как-нибудь вас с собой в Древние Афины. Не пожалеете! А сейчас, — он обернулся к музыкантам, — перед ужином… для тонуса… Несколько высоких нот мне и нашему гостю! — Он взмахнул рукой, словно дирижер. И зазвучала уже знакомая нам мелодия. Немного грустная, но, видимо, одна из любимых для хозяина дома.
— Зелень, ветчина, рыба! — воскликнул Мюнхгаузен, выкатывая стол на середину комнаты. — А где утка, Томас?
— Она еще не дожарилась, господин барон. Мюнхгаузен изменился в лице:
— Как? До сих пор? — Он закрыл глаз и тяжело опустился в кресло. — Никому ничего нельзя поручить. Все приходится делать самому… — Затем он поглядел на карманные часы, задумался и спросил: — Посмотри, Томас, они летят?
Томас бросился к окну и приставил к глазам подзорную трубу:
— Летят, господин барон!
Мюнхгаузен резко поднялся с места и ловким жестом снял со стены ружье. Музыка оборвалась. Все замерли.
Рамкопф поспешно привязал лошадь к дереву и нырнул в кустарник. Затем осторожно выглянул оттуда и посмотрел в сторону дома.
В окне дома торчала фигура Томаса с подзорной трубой, направленной в небо.
Рамкопф посмотрел вверх.
Высоко под облаками летела стая диких уток.
— Сейчас пролетят над нашим домом! — взволнованно объявил Томас, оторвавшись от подзорной трубы.
Мюнхгаузен
— Командуй!
Томас снова прильнул к подзорной трубе:
— Внимание!.. Пли! Мюнхгаузен нажал на курок.
Рамкопф услышал выстрел. Огляделся вокруг. Потом взглянул на небо. Утки скрылись за кронами деревьев.
Мюнхгаузен стремительно отбросил ружье, схватил со стола большое блюдо, засунул его в камин и стал ждать.
Пастор незаметно для других осенил себя крестным знамением.
Марта бросила тревожный взгляд на Томаса.
Но в дымоходе послышался шум, и через мгновение на блюдо упала жареная утка.
— Попал! — гордо произнес Мюнхгаузен, предоставив возможность всем убедиться в его удачном выстреле. — Она хорошо поджарилась!
— Она, кажется, и соусом по дороге облилась, — ехидно заметил пастор.
— Да? — удивился Мюнхгаузен. — Как это мило с ее стороны!.. Итак, прошу за стол!
— Нет, у меня что-то пропал аппетит, — быстро проговорил пастор. — К тому же я спешу… Прошу вас, еще раз изложите мне суть вашей просьбы.
— Просьба проста. — Мюнхгаузен сделал знак музыкантам, и снова возникла наивно-шутливая тема, которая придала ему силы. — Я хочу обвенчаться с женщиной, которую люблю. С моей милой Мартой. С самой красивой, самой чуткой, самой доверчивой… Господи, зачем я объясняю — вы же ее видите!
Пастор сделал над собой усилие и постарался оставаться спокойным:
— Но все-таки почему отказывается венчать ваш местный пастор?
— Он говорит, что я уже женат.
— Женаты?
— Именно! И вот из-за этой ерунды он не хочет соединить нас с Мартой!.. Каково?! Свинство, не правда ли?
Марта, взглянув на пастора, испуганно вмешалась:
— Подожди, Карл! — Она быстро приблизилась к пастору. — Дело в том, что у барона была жена, но она ушла!
— Она сбежала от меня два года назад! — подтвердил Мюнхгаузен.
— По правде сказать, я бы тоже это сделал, — сказал пастор.
— Поэтому я и женюсь не на вас, а на Марте, — заметил Мюнхгаузен.
Пастор поклонился.
— К сожалению, барон, я вам ничем не смогу помочь!
— Почему?
— При живой жене вы не можете жениться вторично.
— Вы говорите «при живой»? — задумался Мюнхгаузен.
— При живой, — подтвердил пастор.
— Вы предлагаете ее убить?
— Упаси Бог! — испугался пастор. — Сударыня, вы более благоразумный человек. Объясните барону, что его просьба невыполнима.
— Нам казалось, что есть какой-то выход… — Марта с трудом сдерживала слезы. — Карл уже подал прошение герцогу о разводе. Но герцог не подпишет его, пока не получит на это согласие церкви.
— Церковь противится разводам! — невозмутимо отчеканил пастор.