Тот самый сантехник 7
Шрифт:
«Ну а что пустой в голове — это полбеды. Зато дееспособный!» — прикинул внутренний голос.
— Стасян! — едва не прикрикнул сантехник от восторга. — Это я — Боря!
— Боря, — ровным тоном ответил знакомый голос. — Слушай, а я не помню никакого Бори. Ты уж не обижайся. Я не со зла. Просто не помню.
Главное, говорит, прискорбно так. Словно извиняется.
«А вина его в чём? В том, что выжил?»
— Стасян, ты переживай, — ответил Боря. — Вылечим тебя. Всё вернётся. Родителей твоих обрадую. Позвоню всем. Похоронку твою сожжём к херам. А вместо похорон такой
— У меня есть родители? — только и спросил Стасян, не радуясь, не огорчаясь.
Он вообще никак не реагировал, как человек, которому про серый цвет рассказывали.
— Есть, брат, — ответил проникновенно Боря. — Братья есть, мать, отец. Ему первому и позвоню. Он же у вас самый здоровый в семье. Ты же мне сам говорил, что «йети» у него погоняло. Ну! Евгений Васильевич Сидоренко. Помнишь? Вспоминай давай!
Глобальный ожидал хоть какой-то реакции, но Стасян молчал.
— А может брата помнишь? — сделал ещё один заход сантехник. — Пётр Евгеньевич Сидоренко. Ну, Петро же! Могила. А? Или младшего помнишь? Николай Евгеньевич Сидоренко. Ну, Стасян, вспоминай!
— Не помню, — обрубил Стасян и Шац в нетерпении перехватил трубку.
— Да чего ты ему ФИО перечисляешь? — возмутился Матвей Алексеевич. — Я же сказал, на эмоциональное налегай. Как в сельский туалет по детству рухнул там. Или птички его с ног до головы обосрали, к примеру, пока девочке любимой ромашки нёс. Проникновенное что-нибудь вспомни, эмоциональное. Может, бабу какую на пару драли? А?
— Шац, я придумаю что-нибудь. Ты мне только его контакт оставь. Я вытащу его из этого состояния. Обещаю! — ответил Боря и тут же добавил. — Ты Вике только позвони. Она так твоего звонка ждёт. Ты нужен ей, как отец. Понимаешь?
Теперь вздохнул уже Шац и добавил:
— А ты прав. Закинь мне номер сюда. Короче, сейчас пару звонков сделаю, а как новый телефон себе добуду, этот Стасяну оставлю. А ты хоть фотки ему кидай обнажённых старушек, хоть про рост ВВП в этом году всё рассказывай, но главное, чтобы в Новосибирском аэропорту нас уже обоих адекватных встречал. Сейчас в Ростов переведёмся, потом через Москву или Питер пройдём, подлечимся, восстановимся, а потом уже — домой. Понял меня, Боря?
— Да понял, Шац, — изрядно повеселел Глобальный. — Какие вопросы? Сделаю!
Вроде простонародное ляпнул, а собеседник за чистую монету принял.
— Как там Боцман? Лапоть?
— В душе не… знаю, — признался Боря. — Я же гонял твой Урус продавать. Не до них было.
— А, Урус. Точно, — задумался Матвей и тут же спросил. — А зачем я его продавал?
— Не знаю, Шац. Тебе виднее. Ты же просил. Я сделал, — ответил Боря и немного разъяснил. — Я с Викой пару дней провёл, как с тобой созвонились. Отличная девчонка. Столько о тебе спрашивала. Так хочет тебя узнать.
«И инициативная», — проворчал внутренний голос.
— Слушай, молоток, что сделал и сделку провёл. Возьми там в плинтусах сколько надо. За суету, — сказал он и снова спросил. — Лопырёвой сейчас позвоню. А Князь там как? Бита? Не наседают?
— Так взорвали обоих, — напомнил Боря,
— Я? — Шац даже задумался. — А хрен его знает. Вроде всё помню. Но что конкретно — выясню по ходу. Всё, Борь, давай там, не скучай. Ты прав… у меня же дочка есть. Надо осмыслить… Жду телефона!
— Ага.
Связь отключилась, словно Шац только сейчас вспомнил что-то важное. Боря тут же отправил контакт и на телефон ещё некоторое время смотрел, в себя приходя. Радость смешивалась с удивлением. Как сам про дочь не спросил? И почему Стасян ничего не помнит?
За этим состоянием его и застала Лида. Девушка присела за стол на один из двух оставшихся табуретов в своём лёгком халатике и сложив ногу на ногу, тоже вспомнила:
— Однажды в школе меня так тряхануло, что очнулась в морге. Среди ночи.
— В смысле?
— А вот так! Никакие стихи не помогли, — сказала она, глядя куда-то в сторону. — В школе же как? Прибежала медсестра, щупает пульс — нету. Вроде, не дышит. Вызвали скорую. Та всё подтвердила, сердце не бьётся. Ну меня на тот свет быстренько и спровадили. Заодно отцу позвонили.
«Может не стоит ей на сцену?» — тут же прикинул внутренний голос: «А то мало ли в каком морге потом окажется?»
— Что он ощутил в тот день, сказать сложно, — продолжила Лида. — Видимо, уже морально готовился посетить меня на следующий день, чтобы в лоб поцеловать на холодной полке. Но когда среди ночи ему вдруг позвонил охранник и сказал: «отмена, забирайте свою вопящую девчонку», он примчался в халате и тапочках, пробежав за раз семнадцать километров. И из морга меня на руках вынес. С тех пор от себя и не отпускал, считай. Вот такой у меня папка… А я его извращенцем при народе опозорила. Ну не дура, а? А где-то сейчас по сети могут гулять ролики с подписью «маньяк терроризирует девочку».
Она перевела взгляд на него, принявшись играть тапком кончиками пальчиков и добавила:
— Хорошо ещё, что меня официально мёртвой не объявили. А то доказывай потом всем, что жива-здорова. Но у тебя, я так понимаю, кто-то воскрес?
Боря кивнул и решительно набрал номер Йети. Объяснение уложилось в пару предложений, но ответная реплика была горяча. Борю тут же послали и пообещали
наказать за такие шутки.
— Евгений Васильевич, да какие шутки! Этим не шутят! — пропустил мимо ушей этот выпад Глобальный. — Он же мне как брат уже стал. Живой, говорю! Не помнит только ни хрена. Ни меня, ни вас, никого. Телефон сейчас вышлю, сами позвоните, убедитесь. И видео есть. С сегодняшней датой!
— Ну смотри, Борис. Если это какая-то шутка… — по строгому тону можно было точно сказать, что умрёт он в случае чего с первого удара.
— Батя, да живой он, — добавил хрипло Боря, вдруг безмерно устав. — А память вылечим. Я сам его привезу, как подлечится!
Тогда Йети сделал то, чего не позволял себе пятьдесят лет, ровно с 1972 года, когда генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев и американский президент Ричард Никсон подписали в Москве документ под названием «Основы взаимоотношений СССР и США».