Тот самый яр...Роман

Колыхалов Вениамин Анисимович

— Когда строй бешеный — вольнодумство неизбежно.

Безучастный к судьбе историка Пиоттух бросил беглый взгляд на приговор, не отыскав букв клопиного размера. Следователь обшарил взглядом текст, со вздохом облегчения обнаружил условное обозначение исхода.

Вот они — голубушки-славянки!.. Прощание с жизнью, с обетованным раем… Пусть выговорится перед скорой встречей с пулей выученик русской истории, испятнанной кровью и мозгами… Есть цари, будут и цареубийцы. НКВД изрядно сократит недобитков белого легиона. Цвет крови — несмываемый колер истории…

Перед старшим лейтенантом госбезопасности мышка, пойманная в мышеловку даже без сыра. Для чего-то пушистый комочек осилил науки, обзавёлся дипломом. Сочинял никому

не нужный трактат… Даже не интересно стало коту — шестиколенному Авелю — играть с мышкой… А ведь на лице ни капли животного страха… Дал задание служакам отыскать в посёлке пластинку с записью марша «Прощание славянки». Патефон в следственном отделе есть. Будет последняя игра в кошки-мышки. Пусть приговорённый перед плахой насладится душещипательной музыкой… Арест в каюте «Надежды» сильно подпалил шерстку пойманной жертвы…

Ни разу в Пиоттухе не проснулось чувство жалости к соплеменнику-чужаку. Существующий строй назвал бешеным. Но кто взбесил вождей адским неповиновением, тупым упорством? Сброд со времён Разина, Пугачёва не поумнел, не запасся мудростью для выживания, продолжения славянского рода…

— Обгорелов, при обыске в твоём чемодане кроме трактата нашли опасные частушки. Откуда они?

— Какие частушки? — удивился узник.

— Оччень политические. Такие вот:

Был разбойник Кудеяр. Он не прятал трупы в яр. Что-то наши кудеяры На расправу очень яры. Не хочу в Улан-Удэ — Ведь и там НКВД. Даже кожа — кобура За него кричит: ура! Смерть народу день-деньской. Распухает яр Обской. Позабыл проклятый Вий Божеское — «НЕУБИЙ!» Развались скорей Ярзона От великого позора. Видно, сытые харчи, Раз лютуют палачи. Завелись в Кремле враги. Боже светлый, помоги! Можно и не ворожить — Нам с антихристом не жить.

— …Каким манером частушки в твой чемодан попали?

— Манера чекистов — провокации. Кто подбросил? Зачем?.. Впрочем, вали до кучи, Авель Борисович, на узника, приговорённого к расстрелу.

— Собирался свой трактат сдобрить устным народным творчеством?

Бьют в затылок. Бьют в висок. Прячут смертушки в песок. Не добудится будильник. У Оби скотомогильник? Льётся кровь народная — Наверно, беспородная. Самодуры красные Для страны опасные.

— Ты на кого замахнулся! Сукин сын ты — не чекист!

— С каким бы удовольствием влепил тебе на дуэли пулю в лоб.

— Поздно. Дуэль белые — красные кончилась в нашу пользу…

— Где твоя честь офицера? В царской армии благородство поднимали на вершину службы…

— Поплачь, поплачь о старинушке.

На яру посадим ивы: Сердобольны и плаксивы. Пусть поплачут, погорюют, Как убитых штабелюют. Плачет

русская земля — Все злодейства из Кремля. Знаем мы врагов народа. И в Кремле не без урода.

— … Только политически подкованный жеребец мог проскакать даже по вождю. Ни стыда. Ни совести. Ни чести…

Богобоязненный Авель Борисович начинал верить: частушки — дело рук и ума приговорённого к свинцу… Наконец-то он раскрыл сочинителя.

Отрапортует коменданту: частушки были спрятаны в двойном дне чемодана… рифмованное дополнение к трактату…

— Почитай ещё_? чекист Пиоттух, о правде народной. Хоть перед смертью утешь.

— Поди, наизусть знаешь все жалобы турка. Забыл? Напомню.

Триста лет Романовы Жили все обманами. А Советская властишка Такова — народу крышка! Есть у нас комендатура. Комендант — губа не дура. Держится он молодцом — Поливает всех свинцом. Присмирели камеры — Христиане замерли. Жертву новую ведут На свинцовый страшный суд.

— …Не прикидывайся овечкой смирной. Насочинял — на три высшие меры… хотя одна за всё рассчитается.

— Мне эта художественная самодеятельность нравится. Читаешь ты плохо, не выразительно, но суть слов доносишь.

— Вспомни, что ты написал о судах-тройках.

— Неужели есть частушки и об этих позорниках?

— Есть. И тоже тянут на расстрельную статью.

Приговор подпишет «тройка» — Узникам тогда убойка. Зона тоже не грустит — Штабелями умастит. «Тройки» — страшные убийцы. Душегубы. Кровопийцы. Курс прошли у сатаны: Убивают без вины. На Руси взбесились «тройки». Нас швыряют на помойки. По ночам свинец свистит. Яр пузатый всех вместит.

— …Вот что, сочинитель и хранитель частушек. Подписывай признание, и мы пересмотрим приговор. Похлопочем, чтобы «вышку» заменили десятилетним сроком. Переведём поближе к теплу — в Томскую или Кемеровскую тюрьмы.

— А кто три «вышки» недавно обещал за напраслину?

— Сгоряча вылетело…

Пластинка с маршем «Прощание славянки» пока не находилась.

Казнь отложили.

В камере приговорённый к расстрелу гладил иконку, шептался со святым. Лик Георгия Победоносца был мудроспокойным, задумчивым, посылающим светлую надежду.

7

— Смазливенький в портупее зачастил к тебе.

Секретарь газеты «Северная окраина» Колотовкина не придала значения подковырке машинистки.

— Не отмолчишься, Анна Сергеевна, — не унималась курносая стучалка — так её называли сотрудники редакции.

В кабинетный залив добродушной Аннушки заплывали коряги и покрупнее. Случались серьёзные задёвы: с языка редакционной стучалки слетали колкости острее иголок ежа.

— Почему Авель библейский к тебе похаживает?.. Ох, неспроста. Скажу его жене Матильде — пристукнет нашего секретаря, хоть и ответственного.