Тот случай между Илаем и Гвен
Шрифт:
— Я все еще могу побить тебя в собственном самоуничижении, — ответила я.
— Это почему? — Он посмотрел на меня.
— Потому что на девичнике я опозорилась перед несколькими будущими богатыми домохозяйками Нью-Йорка. Но самое худшее в том, что через три недели мне снова предстоит с ними встретиться, только уже на свадьбе. Ты даже не представляешь, насколько униженной я себя чувствовала…
— О, нет, отчего же, очень даже могу себе представить, — засмеялся он, допив пиво.
— Эй, вообще-то нам нужно поддерживать друг друга.
— А я думал, что мы тут просто
Интересная мысль.
— А нельзя ли совместить одно с другим? С чего ты взял, что я вообще выделялась?
— Ну… — Он наклонил голову.
— Ну что?
— Ты же не кричишь: «Я тоже миллионерша», правильно?
— Что это значит? Мне стоило пойти в футболке с надписью?
— Это могло бы помочь, — он рассмеялся.
Мне захотелось ущипнуть его за щеку.
— Нет, правда. У тебя есть свой собственный стиль. Ты можешь надеть военные ботинки с платьем, и это неплохо, но не надейся в таком образе почувствовать себя равной людям, которые живут и дышат «Прада».
— У меня есть туфли на каблуках.
— Дизайнерские?
Я скрестила руки на груди.
— Ты думаешь, что я потрачу кучу денег на какие-то туфли?
— Именно! — Он ткнул в меня пальцем. — Твоей первой мыслью стали деньги, даже если ты на самом деле можешь себе позволить купить их. Для таких людей как они первым встал бы вопрос о том, насколько хорошо они будут смотреться в них. Ты не станешь своей среди них, потому что смотришь на мир по-другому, не так, как они.
— Ты несколько раз повторил: они, их. А сам-то ты разве не из числа тупых толстосумов?
Он покачал головой.
— Это моя семья считается обеспеченной, а я, Илай, всего лишь финансово стабилен.
— Ха, точно так же ответил бы ребенок любого богача.
Он передвинулся, не отводя взгляда от экрана телевизора.
— Ну а что тогда делаешь ты со всеми теми деньгами, которые заработала как аферист… То есть как художник?
— Даже не думай, что я хоть на секунду поверила, будто бы ты сейчас случайно оговорился. И, отвечая на твой вопрос, я занимаюсь благотворительностью. Ну чего ты на меня уставился?
— Благотворительностью? — Он удивленно приподнял брови. — Правда?! Ты кто, Мать Тереза? Должна же ты куда-то их тратить? У тебя есть слабости? У всех они есть.
— Вероятно, это… — Я замолчала.
— Ты продолжишь или так и будешь смотреть в никуда?
Я повернулась, чтобы тоже посмотреть на морских черепах, но он тут же выключил телевизор.
— А на что ты тратишь свою «финансовую стабильность»?
— На красивую одежду, часы и машины.
— Буржуй. — Я закашлялась и положила руку на горло. — Ты такой же, как они.
— А я никогда и не утверждал, что с ними что-то не так. Я сказал, что это ты другая. И можешь не притворяться, что существует что-то более привлекательное, нежели стильно и модно одетый мужчина, например, стильно и модно одетый я.
Боже, какое же у него раздутое эго!
— Так на что же ты тратишь свои деньги? Ну же, поделись!
— Ничего особенного,
— Гвиневра, я бы назвал тебя вторым именем, но, к сожалению, не знаю его. Итак, По, куда уходят твои сбережения?
Он выпрямился.
— Не может быть…
— Что?! — Я почувствовала, что он пытается просверлить во мне дырку взглядом.
На миг на его лице показалась ухмылка, будто он о чем-то знал. Затем он снова включил телевизор.
— Ничего, — он пожал плечами.
— Что?
— Просто единственное, что трудно открыто признать женщине вроде тебя, это секс.
— Это вовсе не секс.
— Ты так яростно защищаешься…
— Это романтические новеллы. У меня в комнате огромная коллекция, которая способна заставить практически каждую любительницу романов позеленеть от зависти.
— Так я и знал! — Он иронично улыбнулся.
— Но это не секс!
— Ой, пожалуйста, только не говори мне, что ты тратишься на Диккенса? Дай-ка сам догадаюсь. У тебя там найдется все, от «Гордости и предубеждения» до «Пятидесяти оттенков серого»?
Я ненавижу его!
— Это все же книги!
— Да брось ты! Это же порнография на бумаге! И у тебя еще хватило наглости стучаться той ночью в мою дверь с жалобами на слишком громкий секс?!
— Ты бы не стал продолжать?
— Слава богу, некоторые любят заниматься сексом в реальной жизни, а не только в воображении!
Захотелось придушить его.
— По крайней мере, ты не такая ханжа, как я думал. Просто притворяешься скромницей.
Я накрыла его рот рукой.
— Во-первых, что бы ты там ни хотел сказать, лучше промолчи. И, во-вторых, тот факт, что я не трахаюсь с мужчинами возле соседской стены, не значит, что я скромница.
Я убрала руки с его рта.
— Почему нет? Ты не замужем, не помолвлена, ты — свободный человек. Не вижу причин, чтобы не хотелось наслаждаться жизнью…
— После секса со всеми этими женщинами ты чувствуешь себя лучше? Только не говори о тех моментах, когда ты еще в процессе или сразу после. Когда они покидают твой дом, и ты остаешься один, ты чувствуешь себя лучше? Если ты искренне ответишь мне «да», я завтра же сниму парня и приведу его к себе.
Он снова пересел на кофейный столик и принялся накладывать компрессионную повязку на мою щиколотку.
На это раз я не отдернула ногу.
— Догадываюсь, что сейчас должна последовать моя реплика… Ты права. Вообще ничего не чувствую. — Он посмотрел на меня мертвыми глазами, без эмоций, его лицо посерело. — Я привожу их, раздеваю и трахаю во всех мыслимых и немыслимых позах до тех пор, пока они больше не могут ходить, и все равно ничего не чувствую после. Но что прикажешь делать, Гвиневра? Тосковать по ней? Читать книги о выдуманных несуществующих идеалах? Я был готов отдать ей свою жизнь, свое имя, все, что у меня было. А она швырнула все это мне в лицо, словно это ничего не стоит. Поэтому, да, я трахаю женщин, и в этот момент я кайфую! Уж лучше так, чем никак. Потому что остаться ни с чем гораздо больнее. Тебе это известно.