Тот свет – этот свет
Шрифт:
Наконец, мне удаётся открыть глаза. Я проснулся! Боли нет, во всём теле ощущается необычайная лёгкость и свобода. Ощущение такое, словно я спал и видел долгий, тяжёлый и муторный сон, а сейчас пришёл в себя, с облегчением сознавая, что это было всего лишь сновидение. Прямо надо мной очень ясно и отчётливо виднеется белый потолок, он нависает настолько близко перед моим лицом, что я, поначалу, даже, пугаюсь, не случилось ли землетрясение, и не оказался ли я под завалом. Но, в следующее мгновение, понимаю, что мои движения ничто не стесняет, и легко переворачиваюсь на живот. То, что я вижу внизу под собой, потрясает меня до глубины души. Сказать, что в первое мгновение я испытываю глубочайший шок, значит – ничего не сказать. Оказывается, что я свободно парю под потолком какого-то
– Сверинон, – повторил я про себя, словно пробуя это имя на вкус, – Сверинон, Сверинон.
Это имя всплыло у меня в голове, вызвав сложные, яркие световые и звуковые ассоциации. Имя было объёмным, искрилось и переливалось различными цветами, звучало мелодичной музыкальной фразой и вызывало ностальгическое чувство чего-то знакомого и до боли родного. Странно, откуда-то у меня была твёрдая уверенность, что меня именно так зовут. Я присмотрелся к лежащему на столе телу голого пожилого мужчины, с седыми волосами на голове, частично прикрытого белой, неровно лежащей простынёй, и неожиданно понял, что это моё тело.
– Что происходит? – ошеломлённо подумал я, болтаясь под потолком операционной. – Как я могу находиться в двух местах одновременно?
И тут я, неожиданно, вспомнил слова странного незнакомца из моего недавнего сна:
– «Вы, главное, не пугайтесь, когда себя внизу увидите… Очень скоро Вы узнаете, что многое выглядит совсем не так, как кажется».
Прислушавшись повнимательнее к своим ощущениям, я обнаружил, что совершенно не ощущаю земного тяготения и парю под потолком, невесомый словно пушинка. При этом меня слегка покачивало, будто на волнах, и немного болтало из стороны в сторону. Но, тем не менее, чувствовал я себя великолепно, как не чувствовал никогда в жизни до этого, даже в самые лучшие свои годы. Когда я захотел рассмотреть происходящее внизу поближе, изображение увеличилось. Или это я сам скользнул вниз?
– Но этого не может быть в реальности, – пронеслось у меня в голове. – Вероятно, я всё же сплю. Или это предсмертные галлюцинации? Помнится, я где-то читал, что угасающий мозг, лишённый кислорода, вызывает в сознании яркие картины, очень похожие на реальность. Да, точно, какой-то профессор медицины объяснял этим рассказы реанимированных людей, имевших посмертный опыт. Они тоже рассказывали о всяких подобных переживаниях.
Весь мой долгий жизненный опыт убеждённого атеиста, с детских лет воспитанного в духе материализма, протестовал против самой идеи загробной жизни. Нет, конечно, я неоднократно слышал разговоры о том, что человеческая душа, якобы, бессмертна и может переселяться в Рай, в Ад, или ещё куда-то, даже, сам как-то читал небольшую статейку на эту тему. Но я никогда не верил в подобные рассуждения. Бывает же так, что сон, который мы видим, ничем не отличается от реальности, и в этом сне мы не осознаём, что спим. В детстве я несколько раз летал во сне, и до сих пор прекрасно помню эти незабываемые впечатления свободного парения и восхитительного полёта. Сейчас я чувствовал то же самое. Невероятную лёгкость в теле, ощущение безграничной свободы и умиротворённости.
– Нужно проснуться, – подумал я. – Проснуться и выяснить, что со мной происходит на самом деле? А если это клиническая смерть? Ну, тогда, буду ждать и надеяться, что меня скоро оживят. Вон как врачи внизу стараются.
Но проснуться, никак не удавалось. Более того, все мои ощущения убеждали меня в обратном. Наоборот, я, словно, просыпался, постепенно всё больше приходя в себя. Ко мне возвращалась память о странных вещах, которые я раньше не знал. Например, во мне крепла уверенность, нет, я откуда-то точно знаю, что это никакой не сон, что все эти ощущения мне хорошо знакомы и вполне естественны. Я прекрасно
– Пульса нет, на электрокардиографе – прямая. Коля, срочно делай непрямой массаж сердца! Мы теряем его!
И тут, внезапно, я откуда-то понял, что совершенно не хочу возвращаться в своё старое больное тело. Да и не моё это тело, так, временная оболочка, вроде ставшего бесполезным, старого изношенного и уже ни на что негодного скафандра.
– Нет, не надо! – закричал я, пытаясь привлечь к себе внимание, уверенный в том, что мне не нужно возвращаться обратно. – У меня всё хорошо! Я не хочу снова быть старым и больным!
Я мысленно сосредоточился на управлении своим новым телом и легко спикировал вниз, пытаясь схватить за руку врача, который активно давил на мою грудную клетку, налегая всем корпусом. Но меня никто, похоже, не слышал и не видел, руки мои прошли сквозь врача, как сквозь голограмму. Врач весь взмок от усердия, резко толкая двумя руками грудь, лежащего на операционном столе тела, моего старого тела, последовал еле различимый треск лопнувшего ребра, и я весь сжался, ожидая боли. Мне показалось, что тело на столе как-то дёрнулось, но я ничего не почувствовал.
– Пульса нет! – крикнула Ирина Аркадьевна. – Стёпа, смени его!
Степан, здоровый белобрысый парень, в зелёном халате с закатанными выше локтя рукавами, ещё активнее принялся проводить непрямой массаж сердца моего многострадального тела, лежащего на операционном столе.
– Впрочем, постойте, а моего ли тела? Моё истинное тело со мной и прекрасно себя чувствует. А там, на столе, лежит всего лишь бренная оболочка, сброшенная одежда, которая износилась и стала мне больше не нужна. Откуда я всё это знаю?!
Эта мысль всплыла в моей голове внезапно, словно я всегда знал это, но подзабыл. А ещё я, вдруг, понял, что мир вокруг меня продолжает постепенно, но неумолимо меняться. Он становится всё более ярким, чётким, объёмным и реальным, все мои чувства неожиданно обострились. Я стал намного лучше и чётче видеть и слышать. Цвета воспринимались ярче, насыщеннее, в них появилось много новых оттенков. Создавалось впечатление, что воздух стал невероятно прозрачным, словно раньше я смотрел на мир через очки с грязными стёклами, а теперь снял их. Слух мой стал очень чутким, появились новые звуки, которых я никогда раньше не слышал. Я с удивлением понял, что люди в операционной какие-то не настоящие, они всё более казались мне бесплотными тенями, которые двигались в замедленном темпе, как под водой. Каждый из них, вдруг, начал вслух произносить странные монологи, не слушая остальных. Я хотел удивиться, но в следующее мгновение, сообразил, что слышу их мысли. А вокруг меня изменений становилось всё больше. Люди внизу двигались всё медленнее, и начали понемногу светиться, вокруг них появились радужные оболочки. Я внимательнее присмотрелся к реаниматологу Коле, под моим взглядом, его тело, вдруг, стало полупрозрачным. С удивлением я осознал, что у меня изменился уровень понимания происходящего. Я видел все его внутренние органы и мог лучше любого врача рассказать о каждом. У Коли, например, больная печень от того, что он употребляет слишком много алкоголя, а у Степана и медсестры легкие словно затянуты серой пеленой и светятся очень тускло, это от того, что они курят. Причём, у Стёпы дело совсем плохо, у него в лёгких уже появились тёмные пятна, которые расползаются, словно уродливые кляксы, что свидетельствует о том, что лёгочная ткань в этих местах уже не работает и там начались необратимые морфологические изменения.
К этому времени врачи прекратили все попытки реанимировать моё, лежащее на столе бледное тело, и начали расходиться, на ходу снимая марлевые повязки, шапочки и перчатки. Я ещё раз взглянул на свою материальную оболочку, она, в отличие от тел врачей, была тёмной и радужное свечение, окутывавшее её, почти совсем погасло. Сквозь уже совсем призрачную и потерявшую цвета ауру проступило тусклое серебряное свечение, обволакивающее тело, которое с каждым мгновением становилось всё темнее. И тут до меня, наконец, дошло, что, моё бывшее тело умерло.