Тотальная война
Шрифт:
Гранатомет внизу захлебнулся, выплюнув последний заряд.
— Вперед! — Максимов приподнялся на колене. Краем глаза заметил, что бойцы продолжают лежать, вжавшись в пожухлую траву.
— Сучары, — зло ощерился Максимов.
Сорвал с жилета «лимонку», зубами вырвал чеку и швырнул за спины бойцов. Все тут же дружно вскочили и понеслись вперед, стараясь успеть добежать до ровной площадки за три секунды, оставшиеся до взрыва.
Дружно, словно сотню раз отрабатывали на тренировках, свалились в первый окоп. Сгоряча прошили очередью уже мертвого пулеметчика.
По
Едкий дым забился в ноздри. Через секунду никто уже ничего не соображал, действовали, охваченные безумной яростью. Увидел — убил. Увидел — убил.
Глава сорок пятая. Век мечей и секир
Странник
С вершины открывался вид на горные кряжи, лежащие внизу. Обзор был прекрасным, идеальное место для опорного пункта. Славка-Бес оборудовал его по всем правилам военного дела. Даже потеряв позиции внизу, здесь, на господствующей высоте, с оставшимися бойцами можно держать круговую оборону не один день.
Но это планировалось для нештатных ситуаций. В обычном режиме здесь находился наряд наблюдателей. Всех четверых кто-то профессионально и хладнокровно вырезал. Почерк был одинаковый — удар ножом под правое ухо. Излучатель пси-лазера находился в кирпичной постройке рядом с радиомачтой. По внешнему виду он напоминал антенну РЛС «ДОН», но над внутренней начинкой кто-то старательно поработал, изрезав все проводки и раскрошив все детали. А потом этот же одиночка провел через минные поля диверсионно-разведывательную группу.
Из блиндажа опорного пункта кабель уходил вниз, связывая с базой. Полевой телефон-вертушка исправно работал. Теперь Максимов знал, как Марату удалось легко подставить взвод разведки под прицельный огонь. Просто позвонил и сообщил командиру диверсионной группы, откуда следует ждать атаки. Задачу взводу, как выяснил Максимов, Марат ставил сам.
— И что за жизнь сучья! Все друг друга сдают, — пробору мотал Максимов.
Он сидел на крыше блиндажа. Внутри было слишком много крови и разметанной взрывом человечины. Последних из диверсантов добили здесь, забросав гранатами.
Остыв после рукопашной, Максимов обошел опорный пункт, разглядывая убитых диверсантов. Пришел к печальному выводу, что они ничем не отличаются от тех, кого вырезали ночью, и тех, кто утром убил их самих. Форма, оружие, возраст и лица — все одинаковое. Спроси — ради чего убивали друг друга, не ответят. Ни мертвые, ни живые.
«Братья начнут биться друг с другом, родичи близкие в распрях погибнут; тягостно в мире, великий блуд, век мечей и секир», — пришло на память Максимову.
— Старуха была права, — сказал он вслух. [63] Сидевший рядом толмач радостно улыбнулся и закивал, хотя ни черта, был уверен Максимов, не понял.
63
Старшая Эдда, Прорицание вельвы.
Просто
— Перед тобой, Рахмон, поле Вигрид, — Максимов обвел рукой горы внизу.
Рахмон рассмеялся командирской шутке. Слово «поле» он, конечно же, знал. А чудить белые офицеры любят, это он знал по театру, что устроил на базе предыдущий командир — Бес. Поле гор — это смешно. Командир пошутил — смейся.
— Ладно, проехали.
Максимов поднес к глазам бинокль.
Передовой дозор одной из колонн Бердыева уже вполз в ущелье, пылил, медленно поднимаясь к базе.
Опасности это не представляло. Танки и БМП уже заняли огневые позиции, сектора обстрела давно пристреляны, как заверил Максимова командир танкового взвода.
— Сообщи координаты. Пусть открывает беглый огонь по ущелью. — Максимов нацарапал на клочке бумаги цифры. Протянул Рахмону.
Тот солидным голосом передал данные по телефону вниз.
— Ждем-с, — протянул Максимов.
В утренней тишине раздались жужжание электроприводов башенных орудий. Танки, задрав стволы, выбирали нужную траекторию выстрела.
Максимову хорошо была видна площадка внизу, перед входом в шахту. Вся система обороны просматривалась, как модель на ящике с песком. Хоть сейчас выставляй в учебном классе. Славка-Бес, хоть и был партизаном по жизни, оборону организовал классически правильно. Максимов был уверен, что продержится даже с ополовиненным числом бойцов.
Он вспомнил, как, спустившись вниз, командовал выносом раненых из окопов и блиндажей. В живых суждено остаться единицам, собаки никого не щадили, обгладывали все, что торчало из бронежилета. Он не стал останавливать тех бойцов, что принимались кромсать и месить прикладами тела собак, погибших в угаре пикрина и от пуль. Решил, пусть выплеснут из себя страх и ярость.
Вдруг над горами загремел усиленный репродуктором голос Беса.
Максимов вздрогнул. Потом расслабился, сообразив, что Бес распевает на арабском слова молитвы воина. Бойцы, наверное, записали голос любимого командира на магнитофон и врубали всякий раз перед тем, как открыть огонь.
«Очистите свои сердца, освободите их от земной суеты. Время веселья и праздности миновало. Судный час приближается, и мы должны просить Всевышнего о прощении. Я молю тебя. Всевышний, простить мне все мои грехи, позволить доказать веру в тебя и прославить тебя любым возможным способом», — грохотал над горами мертвый голос мертвого Беса.
Рахмон хихикнул в кулак. Из чего Максимов заключил, что молитва была одной из хохмочек Беса. Как улыбка в лицо врагу перед тем, как убить.
Внизу бахнул первый выстрел. Следом за ним бегло загрохотали остальные орудия. Четыре танковых ствола стали посылать снаряды в ущелье.