Тотем. Проклятый
Шрифт:
Мардж кивнула, она была теперь очень к месту одета в выцветшие голубые джинсы.
— Черт, да такой сводки я не видел аж с тех самых пор, как прикатил из Детройта. Что здесь происходит?
— Не знаю. Но звонки продолжают поступать.
— Если все и дальше будет так продолжаться, то сегодня придется работать две смены.
— Я уже позвонила всем ребятам, у кого сегодня выходной. Они скоро выйдут снова.
Именно это он и имел в виду. Она очень хорошо выполняла свою работу.
— Судебный медэксперт звонил.
— Я с ним свяжусь попозже.
Слотер знал, чего
— Тебе лучше послушать.
Мардж показала на стоящий перед ней радиопередатчик. Как-то она странно смотрела на Слотера. Он нахмурился и стал слушать.
Вместе с ними в этой комнате сидели также двое полицейских, перепечатывавших рапорты: они тоже уставились на приемник.
Нет, не может быть, он ослышался.
Слотер наклонился к верхнему микрофону — утреннее солнце засверкало в восточных окнах.
— Это Слотер, Аккум.
— Я насчет того трупа, что вы привезли в начале ночи.
— Что с ним такое?
— Я все везде осмотрел. И если я что-нибудь понимаю, то его кто-то украл.
15
Она звала себя Фиби, по крайней мере, на этой неделе, и сейчас она скорчилась в углу купе, смотря на измученного мужчину, спавшего на нижнем диване. Он назвался Данлопом — Гордоном Данлопом, но так как она сама меняла имена чаще, чем перчатки, то верить своему попутчику у нее не было ни малейшего основания. И желания. Фиби видела, что его преследуют призраки, и хотя ей было страшно, она чувствовала себя обязанной остаться с ним, не из сострадания, но словно кролик, завороженный готовящейся кинуться на него змеей, чувствуя холодок какого-то неземного ужаса. И к тому же: если она соберется сейчас и уйдет отсюда, то все равно не сможет слезть с мчащегося поезда. А он-то… проснется, станет искать ее, рыскать по вагонам. Нет уж, лучше такого не провоцировать.
«Спокойнее, — говорила она себе. — Контролируй события. Скоро будет остановка».
Она увидела его сразу, как только поезд выехал из Чикаго. Вагон-ресторан открылся, и она ушла со своего места, чтобы посидеть у стойки, он расположился в одиночестве у окна. Курил и посматривал в стакан — с чем? По виду напоминало скотч или бурбон. Несмотря на то, что пригороды большого города постепенно сменились деревенским пейзажем, мужчина все так же упорно не глядел в окно и, понаблюдав за ним минут десять, она, наконец, взяла своей стакан с вином и подошла к его столику.
— Не возражаете, если я присяду?
Поначалу ей показалось, что он ее просто не расслышал, но вот прошла секунда, и мужчина медленно поднял взгляд, рассматривая ее.
Он не отрывал глаз, но ей было плевать. На самом деле она к этому привыкла, даже жаждала подобных взглядов: ей нравилось, как глаза мужчины вбирали ее в себя, прокатывались сверху
Но этот же лишь внимательно смотрел ей в глаза и будто пронзил их насквозь и прошел куда-то вглубь.
Потом кивнул на пустое сиденье.
Она нахмурилась, но, ничего не сказав, села. Фиби не понимала, зачем вообще подошла. Может, отчасти от скуки, отчасти потому, что чувствовала себя одинокой. Но по большому счету, как ей казалось, из любопытства. Она давным-давно перестала клеить симпатичных мужиков, тех, которые ей самой нравились, но этот был что-то потрясающее — седоватые волосы, хотя ему явно было не больше сорока, стальные глаза, широкие лоб и скулы. Он носил деловой костюм, шикарный галстук, белую рубашку, отлично начищенные ботинки. Но хотя он и выглядел преуспевающим, и костюм его был отменно отглажен, рубашка — без единой складочки, щеки классно выбриты, а волосы аккуратно причесаны, что-то в его виде было не то, словно костюму — шесть лет со дня покупки, да к тому же он единственный, а сам мужчина старается держаться с видимым трудом, не давая себе развалиться на куски.
Гордон Данлоп. Едет в Сиэттл. Не сам признался, а лишь ответил, когда она спросила. Фиби, привыкшая к легким признаниям после того, как первый шаг с ее стороны бывал сделан, была поражена: и, может быть, именно из-за этого она и осталась с ним, этот мужчина сильно отличался от всех остальных, он был для нее своеобразной проверкой. Фиби чувствовала, что если она будет молчать, этот человек так и станет сидеть, не произнося ни звука, уставясь в свой стакан, а ее присутствие рядом считать чем-то само собой разумеющимся.
Почему же он не летит? Потому что есть время. Спешить некуда. То, что его ждет — никуда не убежит.
А что его ждет? Он не ответил.
Она лично ехала в Сан-Вэлли.
Он кивнул.
У нее там друзья.
Он снова кивнул.
Летать она ненавидит. Самолеты приводят ее в ужас.
Он пожал плечами и заказал следующую выпивку и еще стакан вина для нее.
— Если хотите, я могу пересесть.
— Нет, все в порядке. Я люблю компанию.
— Но никак это не показываете.
— Я вообще никогда ничего не показываю.
Парировал удар и ушел в защиту. Надо было тогда же уйти… но ее купе было пусто. И в баре никого, кроме Данлопа, не было. Выбора не оставалось.
Пропустив по три стакана, они пошли к нему в купе. Она была вынуждена просто попросить его об этом. А у него в купе оказалась бутыль. Бурбон, как и в баре. Перескочив с вина на более крепкую выпивку, Фиби помогла ему прикончить полбутылки. При этом они трахались и трахались, не переставая. Ей казалось, что с ним секс будет чем-то механическим, простым отправлением половых потребностей, однако парень вонзился в нее с каким-то безумным отчаянием, словно старался с помощью траха остаться здесь, чтобы его не унес мощный поток событий. Кончая, он рыдал, словно от боли. Удовлетворения это не приносило, и он брал ее снова и снова. Они выпили и вторую половину бутылки. Он стал рыться в чемодане, показалось горлышко следующей фляги. И они снова стали пить. Поезд въехал в Южную Дакоту. Совсем стемнело.