Товар для Слона
Шрифт:
Тут Андрей голос подал.
— Борис Йосич, а что это мы только «дорога, тормоза»?.. А водитель так, для мебели? Он ведь тоже что-то делал? Ну, тормозил там, или наоборот, на газ давил, рулил…
— Медики говорили, он незадолго перед смертью глотал нитроглицерин, напомнил Дима.
— И что?
— А то, что нитроглицерин вызывает резкое расширение сосудов сердца и головного мозга…
— Ну? — подогнал Андрей. Его иногда Димкина манера никуда не торопиться просто из себя выводит.
— Это значит, что голова может закружиться… Или просто туман перед глазами… Или сильное сердцебиение… Головная боль… Да мало ли что еще…
— Так и я о
Шварц с тяжелым вздохом повернулся к нам.
— Ну, господа хорошие, головную боль я запрограммировать не смогу.
— А ты её уже запрограммировал — время реакции у тебя там, между прочим, входит… — Дима повернулся к Школьнику. — Так ведь, Йосич? Прокомментируйте результаты.
Мы все, как было принято писать в старинных романах, обратились в слух.
— Так, ребята. Никаких особенных сенсаций у нас не получилось, чего и следовало ожидать. Ясно следующее. Во-первых, с таким состоянием тормозов и при увеличенном времени реакции водителя занос был практически неотвратим. Тем не менее, авария могла и не произойти, если бы не подвернулся встречный автомобиль. Дальше, кто-то мог умышленно подстроить дефект правого заднего тормоза, но не пенек. А без пенька ничего смертельного не произошло бы. Все просчитанные варианты показывают, что без проклятого пенька вероятность успеха этой диверсии практически нулевая. Ведь тормоз перестал работать только после удара колесом, от которого колодки ушли вперед. Потом, конечно, машина могла такую каку в любой момент выкинуть. Но тогда в аварию скорее попал бы не мэр, а его жена — она чаще ездила на этом «Москвиче». А с третьей стороны, она более опытный водитель, так что и от переднего КрАЗа держалась бы подальше, и отреагировала быстрее, и, думаю, сумела бы парировать занос рулем…
Слова Школьника прервал решительный звонок в дверь. Дима открыл и впустил в комнату довольно высокого человека с собачкой.
— Знакомьтесь, ребята. Это профессор Эдик Федотов. В смысле, Эдуард Васильевич.
Я, конечно, уже любому внешнему виду не удивляюсь. В концеконцов, вон Стивенсы — он профессор, она доцент, но больше на хиппи похожи, а не на солидных ученых. И этот тоже — морда совершенно хулиганская, представьте себе Костю Райкина, растянутого по вертикали. Пышные, почти седые волосы, довольно тощий (еще один…), такой весь немножечко «танец скелетов».
И собачка у него такая же — афганская борзая. Тоже крашена под «соль с перцем». Тоже волнистые волосы. И тоже тощенькая и высокая. Только морда не хулиганская, а благовоспитанная.
Впрочем, профессор Эдик поздоровался с незнакомыми тоже благовоспитанно, зато потом приветствовал знакомых Школьника и Байбака на очень своеобразной смеси полуприличных слов.
Они, судя по реакции, ничего другого не ждали.
Я поняла, что Федотов заглянул к нам из любопытства. Видать, именно с ним вечером советовался Школьник.
Через десять слов профессор внима-ательно так на нас посмотрел. А потом и говорит:
— А что вы все только «дорога», «тормоза»? Может, все намного проще?
— Вот и я говорю, водитель виноват, — влез Андрей, — а может, плохо ему стало…
— Или ещё проще. — Как все мужчины, профессор Эдик разговаривал руками. — КрАЗ, вот этот, передний, сбрасывает газ, скорость падает. Но стоп-сигнал не горит, потому что тормозная педаль не нажата. «Москвич» приближается, водитель видит — опасно. Потом КрАЗ тормозит, «Москвич» уходит влево, объехать — и сталкивается со встречным КрАЗом. Тем более вечер, закрытый поворот…
Теперь
Наконец Школьник произнес:
— Непротиворечиво. Так могло бы быть — но на самом деле он тормозил, след совершенно отчетливый.
Смотрю я — а в глазах Димы, как у нас в офисе, тоже сплошной туман. Ничего господин не понимает.
Зато я начинаю — если кто-то хотел убить мэра, то проще оказалось бы подстроить ситуацию на дороге, чем портить машину.
А Школьник продолжал:
— Нет, все-таки преступного умысла не было. Все можно предусмотреть и рассчитать — но не тот пенек.
— Какой пенек? — нахмурился профессор Эдик.
Школьник терпеливо объяснил.
И вот тут профессор Эдик показал, что не зря он профессор:
— А может, колодки наклонились вперед в момент резкого торможения?
У Школьника вспыхнули глаза — и тут же угасли.
— Нет, Эдик. Колодки наклонились задолго до аварии — ты б видел этот тормоз, там все ржавчиной заросло…
Но Эдик Федотов уже несся в атаку полным галопом:
— Но расчет мог быть именно на это! На поршеньках стоят слабые упорные кольца, при служебных торможениях они как-то держат, но потом злоумышленники создают аварийную ситуацию, которая вынуждает водителя прибегнуть к экстренному торможению, замедление и сила инерции намного выше, и вот в этот момент…
Без всякого почтения к профессорскому мнению вмешался Байбак:
— Так колодки ж уже разжатые, как же они наклонятся?..
Школьник задрал очки на лоб, потер глаза:
— Миша! Что б ты уже сначала думал, а потом говорил, а? Непозорь меня перед Эдуардом Васильевичем!
Эдуард Васильевич победно ухмылялся, Борис Иосифович жевал губами, дожидаясь, и изо всех сил сдерживался, чтобы не выпалить разгадку.
Но Байбак уже и сам сообразил:
— Ой… тю… Ну да, разное время срабатывания…
Тут же все трое коршунами накинулись на свои драгоценные диаграммы, профессор Эдик бормотал:
— А ну покажи, покажи…
А Борис Иосифович, снизойдя к безграмотной публике, объяснил:
— Впереди дисковые тормоза, у них очень малое время срабатывания видите, вот эта площадка? При скорости протяжки ленты сто миллиметров в секунду… ну, скажем, двенадцать сотых секунды. А сзади тормоза барабанные, да ещё зазоры повышенные — вот смотрите, на левом тормозе почти три десятые. В это время передние колеса уже тормозят, а задние ещё нет, и профессор Федотов выдвигает гипотезу, что именно в этот промежуток времени колодки могли уйти вперед и выключить из работы задний правый тормоз и что именно в этом состоял расчет преступников.
У меня ноги подкосились. Так что, все-таки Слона работа?! Час от часу не легче!
А они, вырывая друг у друга ручку (хотя на столе их три штуки валялось), уже писали очередные дифференциальные уравнения, а хомячок Миша сидел на телефоне, вызванивал какого-то друга Толика (как выяснилось из разговора, милицейского эксперта, который занимался «Москвичом» Коваля) и со ссылками на доцента Школьника и профессора Федотова уговаривал его немедленно лететь на службу, вскрыть тормоз и чувствительным динамометром вымерить усилие, необходимое для смещения колодок, да ещё при разной степени нажатия на педаль, а потом все разобрать, тщательно взвесить и определить центры масс и моменты инерции колодок, потому что, как оказалось, именно от этих цифр зависел приговор ученых: преступный замысел или несчастный случай.