Товарищ Кощей

Уксус Сергей

Ощутив отклик, Сергей открыл глаза и кивнул выжидательно глядящему на него Шарафутдинову: сейчас будут.

Корпус Брусникина, к которому приписали группу, тоже не остался в стороне от событий. Проломив ослабленную оборону (гитлеровцы, решив, что на этом участке наступления не будет, сняли с него часть сил), корпус стремительным рывком достиг Богодухова, занял его и приготовился отбиваться. Однако противник, упорно пытавшийся прорвать кольцо в других местах, про Богодухов как будто забыл. Да и то сказать, направление для прорыва, особенно с учётом нехватки горючего и боеприпасов, далеко не самое выгодное.

И потому люди -- что простые бойцы, что командиры -- слегка расслабились. Они просто не верили, что обмороженные и оголодавшие гансы способны совершить что-нибудь... этакое.

Прошло почти два месяца с момента рождения "котла", Командира вызвали в Столицу для отчёта, а на следующий день после его отбытия неполная рота явно потерявших всякое соображение гансов при поддержке четырёх "Штугов" (как потом выяснили) попыталась прорваться на свободу через этот, с позволения сказать, город.

Потеряв половину машин и людей при прорыве через позиции внутренней линии обороны, оставив третью самоходку и кучу трупов при ней на окраине, уцелевшие с единственным оставшимся штурмовым орудием влетели в центр... поселения и...

И у них, очень может быть, всё могло получиться, если бы не череда несчастливых для гансов событий. Сначала -- полевая кухня, которую последний оставшийся "Штуг" походя раздавил вместе со всем содержимым. Затем -- сержант госбезопасности Пучков, гордо носящий позывной "Гек", молодой и всё ещё растущий организм которого требовал регулярного и усиленного питания. Ну и, наконец, то, что происходило уничтожение полевой кухни не где-то там, далеко, а всего лишь в полутора десятках шагов от упомянутого вечно голодного растущего организма. Издав невнятное рычание (Шарафутдинов потом клялся, что это не сам Гек был, а его пустой живот), сержант госбезопасности Пучков во мгновение ока нагнал продолжающую куда-то ползти самоходку, взлетел на броню и, сорвав крышку люка, одну за другой сунул внутрь две "лимонки".

В самоходке дважды глухо ахнуло, из люка потекла жидкая струйка дыма, и железный гроб, дёрнувшись напоследок в сторону, застыл. Вместе с ним застыли бежавшие следом гитлеровцы, преследовавшие гитлеровцев бойцы с окраины и мчавшиеся на выручку оголодавшему боевому товарищу осназовцы. Оный же товарищ, мрачно оглядевшись по сторонам, спрыгнул на дорогу и побрёл к останкам кухни, возле которых уже печально вздыхал и чесал затылок повар из хозчасти, которого все называли просто Степанычем.

Стыдно признаться, но первыми в себя пришли не осназовцы и даже не сам Серёга Гусев. Вовсе нет. Первым очнулся какой-то вполне обычный на вид красноармеец из тех, что гнались за прорвавшимися. И он - этот красноармеец -- что удивительно, не стал ничего кричать или стрелять. Нет, он молча подошёл к ближайшему немцу и просто потянул у того из рук карабин. И немец, посмотрев на бойца, оружие отдал. Потом подумал немного и поднял руки, сдаваясь...

На лестнице послышались знакомые шаги, и в блиндаж, отодвинув занавешивающую вход плащ-палатку, просунулась голова Степаныча:

– Здравы будьте, товарищи бойцы и командиры! Кушать подано! Прошу к котлу!

Снаружи, вокруг полевой кухни немецкого образца, распространяющей аппетитные запахи, уже звякали

котелками и кружками успевшие набежать бойцы, среди которых мелькали знакомые лица Мишки Северова и его подопечных. Вот кому из-за гибели кухни пришлось туго! Привыкли они к хорошей жизни, привыкли...

То ли дело оперативники! Даже Пучков, несмотря на свой вечный голод, и на сухом пайке чувствует себя очень даже неплохо. Особенно если его -- сухпая -- много. Хотя, конечно, горячее есть горячее, тут ничего не скажешь. И потому, заметив Гека уже возле самого ганса, мастерски орудующего большим черпаком, насыпая в подставляемые ко... тел... ки... Ганса?!

Гусев "принюхался": от немолодого -- лет сорок с лишним на вид -- сверкающего свежим фонарём гитлеровца в шинели с нашивками обер-ефрейтора тянуло чем-то вроде покорности и... облегчением, что ли?.. В общем, знакомый набор. В последний месяц майор сталкивался с таким "букетом" уже не раз -- почти все взятые в "котле" гансы нижних чинов "пахли" почти одинаково. Так что и с этим ничего удивительного. Но всё равно -- откуда?..

Покрутив головой, Сергей обнаружил повара чуть в стороне. Тот стоял и с благодушной улыбкой отца семейства глядел, как происходит насыщение подопечных. Даже жаль было отвлекать человека от такого приятного занятия, однако любопытство мучило.

Степаныч, вопреки опасениям Гусева, не обиделся и чуть ли не в лицах поведал благодарному слушателю, как, погрустив над останками основного средства производства, отправился поделиться горем к одному из знакомых коллег стоящего рядом пехотного батальона. Коллега Степаныча выслушал, посочувствовал и предложил обратиться к обществу. В смысле, к людям. А точнее -- в одну из ротных парторганизаций. Для начала. Чтобы уже она вышла на парторганизацию батальона. Потому как помочь товарищам в их беде -- это будет по-большевистски.

Два дня после этого выслеживали гансовскую кухню, ещё день ушёл на разработку операции и выдвижение на исходные позиции, и вот сегодня утром оно -- великое дело -- наконец свершилось! На глазах у охреневших от такой наглости гитлеровцев полевая кухня тевтонского образца шустро покатила в сторону русских позиций, а рванувшая следом группа то ли самых отчаянных, то ли самых голодных была остановлена плотным отсечным огнём...

Что же касается пленного, то поначалу на него просто не обратили внимания, благо он не стрелял и даже не вопил, а просто лежал поверх котла, обняв дымовую трубу, а потом... А потом какой-то шутник высказался в том смысле, что это Степанычу возмещение. Мол, пока в тыл не отправили, пусть отрабатывает...

Сам Степаныч поначалу отнекивался, однако когда во время оформления пленного выяснилось, что тот до войны работал в ресторане в Мюнхене, передумал. Мол, будет теперь фирменными рецептами делиться. Когда же Гусев выразил сомнение, что ганс согласится раскрыть свои профессиональные секреты, Степаныч, с преувеличенным вниманием разглядывая свой немаленьких размеров кулак, сказал, что он его очень хорошо попросит...

После обеда, когда бойцы позволили себе ненадолго - на полчасика, благо обстановка допускала -- расслабиться, майор почувствовал сильное желание подняться на крышу той четырёхэтажки, в подвале которой они обосновались, и пообщаться с напарником.