Товарищ Ленин
Шрифт:
— Буду ждать…
— Ну-ну, бегу…
И я действительно побежал ранним летним утром к Марии Александровне, ясно представляя себе, как она перетревожилась за эту ночь…
Звоню.
Она сама и отворяет. Еще более похудевшая, взволнованная. Пятна яркого румянца на ее измученном матовом лице подчеркивают ее душевное волнение.
Я читаю ей письмо. Она требует еще раз прочесть. Перечитываю еще раз, внятно, спокойно, с расстановкой.
Она успокаивается и задает мне ряд испытующих вопросов. Я показываю ей почтовый штемпель на конверте, и она вдруг добро-добро улыбается и ласково благодарит меня за принесенную ей весточку.
— А то вот я всю ночь не спала, все о Мане думала…
Она повела меня пить чай с баранками, и я с удовольствием рассказал ей все, что знал о Марии Ильиничне, о том, где она встретилась с Верой Михайловной, сколько верст от фронта, грозит ли ей опасность от немцев, может ли она попасть в плен. В эту минуту нас только это и интересовало. Я твердо обещал Марии Александровне сообщать ей решительно все, что я буду знать о фронте, и тотчас же написать моей жене Вере Михайловне, чтобы она сообщала также все, что она будет знать о Марии Ильиничне.
И мы расстались.
* * *
Быстро шло время. И вот наступил час, когда не стало Марии Александровны. Она умерла на руках своей дочери Анны Ильиничны.
Хоронили ее на Волновом кладбище в Петрограде.
Война разметала многих из нас в разные стороны. Пришли на похороны немногие. Мы собрались все в кладбищенской церкви.
В гробу она выглядела такой же добрострадающей, как и в жизни. И меня крайне удивил своей легкостью гроб, когда нам вдвоем с М. Т. Елизаровым пришлось нести его на руках до могилы от кладбищенской церкви, где по законам того времени обязаны были ее отпевать, чтобы получить право похоронить.
Быстро насыпан был холм, и мы украсили его живыми цветами. Грустно постояли, подумали и пошли.
Мать Владимира Ильича умерла, так и не дождавшись встречи с ним.
Грянула Февральская революция.
События мелькали одно за другим.
Вот, наконец, и Владимир Ильич приехал в Петроград.
Его торжественно встречал революционный пролетариат, матросы и солдаты.
Прошли первый вечер и первая ночь: митинги, речи, призывы, клятвы, воспоминания.
И вот наступил первый день свободного пребывания Владимира Ильича в Петрограде.
Он позвонил мне и просил прислать автомобиль, и я знал, что первой его поездкой в Петрограде будет поездка на Волково кладбище на могилу матери.
Всегда сдержанный, всегда владевший собой, всегда серьезный и задумчивый, Владимир Ильич не проявлял никогда, особенно при посторонних, интимности и задушевности своих чувств. Но мы все знали, как нежно и чутко относился он к своей матери, и, зная это, чувствовали, что тропинка на Волковом кладбище, туда, к этому маленькому холмику, была одной из тяжелых дорог Владимира Ильича…
В. Д. БОНЧ-БРУЕВИЧ
Коршун
Чертя за кругом плавный круг.
Над сонным лугом коршун кружит
И смотрит на пустынный луг.
В избушке мать над сыном тужит:
«На хлеба, на, на грудь, соси.
Расти, покорствуй, крест неси».
Идут века, шумит война,
Встает мятеж, горят деревни,
А ты все та ж, моя страна,
В красе заплаканной и древней —
Доколе матери
Доколе коршуну кружить!
А. БЛОК
…НАРОДНЫЕ ГЕРОИ ЕСТЬ. ЭТО — ЛЮДИ, ПОДОБНЫЕ БАБУШКИНУ. ЭТО — ЛЮДИ, КОТОРЫЕ НЕ ГОД И НЕ ДВА, А ЦЕЛЫЕ 10 ЛЕТ ПЕРЕД РЕВОЛЮЦИЕЙ ПОСВЯТИЛИ СЕБЯ ЦЕЛИКОМ БОРЬБЕ ЗА ОСВОБОЖДЕНИЕ РАБОЧЕГО КЛАССА. ЭТО — ЛЮДИ, КОТОРЫЕ НЕ РАСТРАТИЛИ СЕБЯ НА БЕСПОЛЕЗНЫЕ ТЕРРОРИСТИЧЕСКИЕ ПРЕДПРИЯТИЯ ОДИНОЧЕК, А ДЕЙСТВОВАЛИ УПОРНО, НЕУКЛОННО СРЕДИ ПРОЛЕТАРСКИХ МАСС, ПОМОГАЯ РАЗВИТИЮ ИХ СОЗНАНИЯ, ИХ РЕВОЛЮЦИОННОЙ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТИ…
БЕЗ ТАКИХ ЛЮДЕЙ РУССКИЙ НАРОД ОСТАЛСЯ БЫ НАВСЕГДА НАРОДОМ РАБОВ, НАРОДОМ ХОЛОПОВ. С ТАКИМИ ЛЮДЬМИ РУССКИЙ НАРОД ЗАВОЮЕТ СЕБЕ ПОЛНОЕ ОСВОБОЖДЕНИЕ ОТ ВСЯКОЙ ЭКСПЛУАТАЦИИ. В. И. Ленин
В РАЗЛИВЕ
…Надежда Кондратьевна Емельянова в продолжение всего этого времени находилась в необыкновенно приподнятом настроении. Чем бы она ни занималась, что бы ни делала — мыла посуду, готовила похлебку, стирала белье, полола грядки, штопала чулок, укладывала спать детей, — она мысленно все время стояла на краю своего двора, у пруда, соединяющегося протокой с озером Сестрорецкий Разлив, в одной и той же неподвижной позе: спиной к озеру, с раскинутыми в обе стороны руками, как бы защищая озеро и заозерный лужок с шалашом от всего враждебного мира.
Ее глаза стали зорче, слух изощреннее. Она начала замечать все, что творилось кругом и чего не замечала раньше. Она различала женские и мужские шаги за заросшим сиренью забором; голоса людей, раздававшиеся по соседству и на улице, привлекали теперь ее внимание и служили пищей для размышлений.
Она ловила себя на том, что стала меньше думать о муже и сыновьях, которым в случае провала грозили величайшие беды. Она думала только о Ленине и о том, что от нее и ее близких зависит его безопасность.
Эти неясные, но сильные ощущения пронзали ее до самого сердца. Она не могла бы объяснить свои ощущения словами, но она чувствовала, что находится в самом средоточии великого, и сильнее, чем ее муж, чутьем материнским, женским понимала личность Ленина. Николай Александрович прекрасно знал, что означает Ленин для партии, но он подходил к нему, как партиец к своему лидеру, как солдат к командиру. Он больше думал о деле, чем о личности.
Так же отнеслась к Ленину и Надежда Кондратьевна до того, как узнала его. Она восприняла поручение партии укрыть вождя партии не то чтобы равнодушно, но совершенно практически и сразу начала соображать, где поместить, чем кормить, что стелить, высказала много верных замечаний о недостатках сарая, находившегося у самой изгороди, рядом с улицей, о политических настроениях соседей и т. д. — словом, делала все так, как привыкла делать в качестве большевички, жены боевика, укрывавшей во время революции 1905 года оружие и всякую нелегальщину, переживавшей не раз обыски, аресты мужа, всегда готовой на все неприятности и беды, связанные с ее положением.