Товарищ «Маузер». Братья по оружию из будущего
Шрифт:
Прапору дать нужно пинка в направлении Европы. Пусть в Париже тепленькое местечко займет, пока туда тысячи безработных офицеров не хлынули. В Париже наш Герман Олегович звезд с неба хватать не станет, но прокормится. Может, его какая-нибудь вдовушка бальзаковского возраста пригреет. Француженки – бабы не сильно привередливые, в этом Катя могла лично убедиться. Так себе страна, по правде говоря. Ничего, все одно лучше, чем здесь сидеть, пулю ждать. Пашку нужно выпороть и домой спровадить. Пусть мамке помогает, культуризмом балуется да ейских девиц с ума сводит. Научить бы его подальше от политики держаться.
С девчонкой что? Может, пусть тоже при монастыре отсидится? Позволят ли порченой иудейке монастырским кровом воспользоваться? Черт его знает. Но не дело целым детским садом по лесу шляться. Попробуем пристроить.
Планы на дальнейшую кампанию? Золото – пошло оно в задницу. Для поисков золота пусть какого-нибудь дьякона с экстрасенсорными способностями и склонностью к педагогике засылают. Если смотреть формально, недельные блуждания по окрестностям можно истолковать как плановые полевые мероприятия по изысканию сокровищ. Кстати, Прот абсолютно уверен, что никакого чудодейственного артефакта в спрятанных ценностях не имеется. Вульгарное золотишко и ювелирные цацки.
Пункт второй (по значимости, вероятно, первый и основной). Автор послания, запущенного в третье тысячелетие, не найден. «Нэма», как здесь принято говаривать. Бросать поиски сразу – нехорошо. Вышестоящее руководство подобную поспешность может не понять и не одобрить. Вернемся на исходные, то есть в город. Немножко подредактируем внешность, – одинокую даму вычислить труднее, чем отягощенную приметным кособоким дитем. Тихо-спокойно погуляем по городу, глядишь, и на Писклявого наткнемся. План простенький, не слишком многообещающий, зато выполнимый. И стрельбы в нем будет поменьше. Хватит воевать с кем попало. Эта братоубийственная мясорубка – вообще нечто жутко удручающее… Надо же, как предки сглупили. Нет, нужно завязывать. Разве что хитрозадое псевдоказачество под руку подвернется… У-у, уроды!
С листвы все капало. Катя шла между деревьев, стараясь огибать кустарник, но галифе все равно промокли выше колен. Пахло грибами, осенью и неуютной ночевкой. Нет, нужно в город двигать.
Сквозь влагу коротко потянуло дымком костра. О, обед – дело хорошее!
В лагере дрались: долговязый Герман, опрокинув на себя Пашку, пытался задушить, зажав горло сгибом локтя. Юный большевик яростно булькал и отпихивал оседлавшую его девчонку. Вита вцепилась в светлые красноармейские кудряшки, тыкала костлявым кулачком в нос парню. Хрипели и матерились все трое конспиративно, вполголоса. Опрокинувшийся чугунок залил полкостра. Прот в свалке участия почему-то не принимал, сидел поодаль, горестно обхватив себя за щеки.
Катя двинула по ребрам прапорщика, проявляющего чудеса цепкости. Подхватив за шиворот, сдернула с груды тел девчонку и от души выдала носком сапога в бок крепкому Пашке. Мужская часть воинства, немедленно расцепившись, засипела и принялась корчиться на влажной траве.
– Он первым зачал! – придушенно завизжала Вита.
Катя встряхнула девчонку как мешок с тряпьем и безжалостно зашвырнула в кусты. Затрещали ветки, Вита, шлепнувшись вверх ногами, застряла между стволиков бузины, жупан неприлично задрался,
Катя шагнула к Проту. Мальчик держал себя за щеки, неловко пытался запрокинуть голову, из обеих ноздрей ручьем текла кровь. Катя опрокинула его на спину, сунула под затылок мешок:
– Замри, баран!
На дне ведра оставалась дождевая вода. Катя шмякнула мокрую тряпку на переносицу мальчишке:
– Прижми! Какого хрена чудить вздумали? Или просто погреться захотелось?
– Павел заявил, что у господского племени, как и у жидовского, руки заточены только гроши считать. А перед этим Герман Олегович сказал, что всем декретам пролетарской диктатуры место в нужнике на гвоздике. Германцы всех коммунариев оптом скупили и теперь…
– Ясно. С чего академическая дискуссия вспыхнула?
– Решали, кому за водой идти, – гнусаво признался Прот.
Катя подхватила с земли брошенный кем-то карабин, щелкнула затвором, загоняя в ствол патрон. Мушка забилась землей, но сейчас это было неважно. Сообразительный Пашка побледнел и пополз поближе к кустам. Прапорщик держался за бок, мрачно следил за командиршей. В кустах поскуливала, пытаясь выкарабкаться, Вита.
– Вынули ее, живо! – зарычала Катя.
Парни повозились, извлекли девчонку. Щеку Виты украшала свежая длиннющая царапина. Катя шагнула к троице – все дружно отшатнулись.
– Куда пятитесь? Он начал? – командирша ткнула пальцем в Пашку.
– Он говорил, что… – всхлипнула Вита.
– Все ясно! – Катя сунула девчонке один карабин, скинула с плеча второй, впихнула в руки прапорщика. – Расстреливайте!
Девчонка открыла рот. Прапорщик подержал карабин как дубину и потянулся положить на землю.
– Куда? Стреляйте, я сказала! – зарычала Катя. – Поднять оружие! В лобешник цельтесь! Ну, живо!
Пашка стоял белый как мел. Вита с трудом удерживала карабин, ствол гулял, целясь, то в землю, то в колено юного большевика.
– Патроны в стволе, цельтесь, и амба ему! – заскрипела зубами Катя. – Живо, или я вас сама…
– Екатерина Георгиевна, – пробормотал Прот, поднимая голову и прижимая мокрую тряпку, – пожалуйста, не нужно…
– Заткнись, пророк-недоносок! Я сказала – расстрелять немедленно! – Катя вырвала из-за ремня «маузер».
Герман бросил карабин и демонстративно повернулся спиной. Катя от души поддала ему под зад, едва не свалив в кусты. Перепуганная Вита уронила карабин и зарыдала.
Катя ткнула стволом «маузера» в Пашку:
– Ты! Поднял оружие, живо! Бей их в затылок. У них очко жидкое, но ты-то железный пролетарский боец. Давай, чтоб не мучились. Или я всех подряд лично пристукну!
– Не буду я. Що вы, Екатерина Георгиевна, взъелись? – глухо пробормотал Пашка и попятился от тонкого ствола «маузера».
– Как же так?! – вкрадчиво зашипела Катя. – Не желаете цивилизованно, из винтаря врагов бить? Хотите зубами рвать, кадыки ногтями давить, трахеи выдирать?! Ах вы, эстеты, мать вашу! Может, мне вам шелковые шнурки раздать для благородного взаимного удушения? Или по Виткиному опыту желаете, растянуть кого между деревьев и задолбить до смерти?! С волками жить – по-волчьи выть, да?! Ответим на ихний мерзкий террор нашим честным и справедливым убийством? Что с лица сбледнули?!