Товарищи по оружию

Симонов Константин Михайлович

– Да.

– А я написала, чтобы не приезжала, и она на меня обиделась, а тебе все время пишет: «Милый Костичка!» Эх ты! – добавила Люба я, смягчая свои слова, прижалась щекой к щеке лужа.

В дверь постучали.

– Войдите, – отстраняясь от мужа, сказала Люба. Климович повернулся к двери. В комнату вошел Русаков – политрук саперной роты, сосед Климовичей по дому.

– Что, Коля, может, с нами чаю? – спросил Климович.

– Нет,

я уже пил, – сказал Русаков, садясь и кладя на стол несколько газетных подшивок и стопку брошюр.

Его появление было обычным. Он почти каждый вечер приходил играть в шахматы или звал Климовича к себе и, пока тот подолгу думал над ходами, отходил от стола и возился со своими тремя детьми. Русакову было уже под сорок, с женой он жил давно, но дети у них появились поздно и были предметом его неумеренной нежности, даже немножко смешной со стороны.

На этот раз Русаков пришел с чем-то важным и носившим служебный характер – Климович понял это не спрашивая. Поняла и Люба. Выждав для приличия минуту, она поднялась и сказала, что пойдет проведать жену Русакова.

– А что же чай? – спросил Климович.

– А я ненадолго. – Люба вышла.

– Умная у тебя жена, – сказал Русаков, Климович промолчал.

– Уходит сегодня саперная рота.

– Куда?

– В Тампак-Булак. А там видно будет. Похоже – к границе. Приказали забрать все хозяйство, включая понтоны.

– Что так вдруг? – спросил Климович. – Еще утром ничего не было слышно. Может, потом и всю бригаду двинут?

– Но знаю. Монгольский бронедивизион тоже трогается.

– А я час назад встретил Даваджаба, – сказал Климович, – он еще ничего не знал. Оба помолчали.

– Пришел я вот почему, – сказал наконец Русаков так, словно все, о чем они говорили до сих пор, было делом второстепенным, и положил руку на принесенные с собой газетные подшивка и брошюры.- Мне ведь к Маю доклад надо было сделать.

Климович знал это. На прошлом заседании партбюро Русакову поручили подготовить доклад «Социалистическое строительство и укрепление обороноспособности страны».

– Хорошо, если бы ты взялся,- сказал Русаков.- Бюро, я думаю, возражать не будет. Материалы я уже подготовил, заложил и отчеркнул. Брал главным образом по материалам Восемнадцатого съезда,- Русаков снова дотронулся до газетных подшивок,- но кое-что привлек и старое – по первой и второй пятилеткам. Для сравнения. Чтобы видна была дистанция.

«Придется теперь сидеть по ночам»,- мельком подумал Климович и спросил Русакова о том, что с первой минуты их разговора не выходило у него из головы:

– Зачем же все-таки приказано брать понтоны? Если переправу строить, то, значит, через Халхин-Гол,-

другой реки там нету.

– Возможно, учения…

Климович недоверчиво пожал плечами.

– Больно уж на носу у японцев…

Прервав их разговор, в дверь вошел посыльный красноармеец и сказал, что Русакова вызывает комиссар бригады.

Русаков встал и надел фуражку. Он молчал, колеблясь, прямо ли проститься с Климовичем или затруднить его одной просьбой личного характера, о которой перед тем, как он пошел к Климовичу, напомнила ему жена.

– Если тут без меня будут переезжать в новые дома,- поколебавшись, сказал он наконец, – ты, я думаю, поможешь моим переехать. И в случае чего напомни начальству насчет двух комнат. Все-таки трое ребят.

– Все будет в порядке, вместе перевеземся, – сказал Климович. – Только едва ли это скоро произойдет. Еще не кончили штукатурить.

Русаков вместо ответа пожал плечами – он не знал, сколько продлится его отсутствие.

– Подожди, я тебя провожу полдороги,- сказал Климович, которому хотелось докончить разговор, прерванный приходом посыльного.

Пошарив на этажерке, Климович нашел запасную батарейку для фонаря, заменил старую и вышел вместе с Русаковым.

Когда Люба вернулась, в комнате никого не было, только за занавеской тихо посапывала Майя.

«Все-таки простудилась вчера вечером, когда гуляла,- подумала Люба.- Надо раньше возвращаться домой». Она поплотнее задернула занавеску у постели и, подойдя к окну, открыла одну створку, чтобы проветрить комнату.

Город спал. Лишь в той стороне, где размещался штаб, горели маленькие частые огоньки.

«Наверное, пошел провожать»,- подумала Люба о муже. Она знала, что он привязан к Русакову и, должно быть, сейчас огорчен его отъездом, о котором ей сказала жена Русакова, Ольга Владимировна.

Подойдя к столу и увидев на нем подшивки газет, оставленные Русаковым, она рассеянно, думая о другом, раскрыла верхний комплект на первой закладке. На газетном листе красным карандашом была отчеркнута небольшая заметка под заглавием; «На строительстве величайшего сооружения в мире».

Обратив внимание на заголовок, она быстро пробежала глазами всю заметку. Там было сказано, что в третью сталинскую пятилетку уже развертывается строительство величайшего в мире сооружения – двух Куйбышевских гидростанций. Корреспондент «Правды» связался по телефону с городом Куйбышевом и попросил начальника строительства товарища С. Я. Жук рассказать о том, что делается сейчас на строительной площадке…

Люба закрыла подшивку. Совсем недавно еще только говорили про них и вот уже начали строить эти гидростанции. А в четвертой пятилетке должны закончить.