Товарищи (сборник)
Шрифт:
Мина, разорвавшись рядом, осыпала их комьями земли.
— Нас, товарищ командующий, засекли, — побледнев, сказал Крутицкий.
— Возвращайтесь на ка-пе! — резко приказал ему командующий.
Настроение у него ухудшилось. В том, что капитан Батурин прикомандировал к нему этого старшину, он теперь уже склонен был усматривать не только случайность. Командующий невольно стал искать взглядом непорядки в хозяйстве роты. Адъютант, сообразивший по его лицу, что ожидается гроза, весь подобрался, бесшумно ступая
Но гроза миновала. Командующий разговорился с двумя бойцами. Немолодой, с курчавой русой бородкой, боец саперной лопаткой углублял огневую ячейку. Генерал остановился возле него.
— Что ж, долго еще мы с тобой будем отступать?
— С горы виднее, — солдат приставил к ноге лопатку.
Генерал улыбнулся.
— А все же?
— До глубины уже дошли, товарищ генерал, — пригладив пальцем взъерошенный светлый ус, сказал солдат.
— До какой глубины?
— До корня. Думаю, хоть немец и лучше вооруженный, а вытащить этот корень ему не под силу.
— До корня? — переспросил командующий. — Это, пожалуй, верно. — Он повеселел. — Ты это правильно сказал.
— А как же, конечно, правильно, товарищ, генерал, — серьезно подтвердил русобородый.
Его молодой товарищ, тоже с саперной лопаткой, подошел к ним, прижмуриваясь.
— Разрешите и мне у вас спросить, товарищ генерал?
— Спрашивай. — Командующий повернулся к нему. У солдата было еще совсем расплывчатое, неосмысленное лицо. Но где-то в самой глубине его зрачков уже пряталась усталость.
— А как думает начальство, скоро мы будем наступать?
— Как тебе сказать…
— Иди, Иван, иди, — русобородый сердито замахнулся на него своей саперной лопаткой. — Вишь, чего захотел.
— Нет, почему же? — заступился за него командующий. — Что должны будем наступать — в этом я не сомневаюсь, а вот когда — ну, уж это зависит не только от меня. — Он развел руками.
— Да не слушайте вы его, товарищ генерал, он у нас с придурью. Кто тебя просил встревать? — закричал на товарища русобородый.
— И на том спасибо, — отходя от них, пробормотал молодой боец.
В приподнятом настроении генерал вернулся на командный пункт роты. Где-то, правда, у него еще оставалось желание вменить капитану Батурину в вину нерадение к высшему начальству. Но хорошее ощущение, оставшееся после слов русобородого бойца, не располагало к этому. К тому же командующий своими глазами смог убедиться, что хозяйство роты в порядке. У него же существовало правило никогда не вмешиваться и не придираться там, где все шло нормально.
По по лицу командующего капитан Батурин так и не мог понять, доволен ли он посещением боевых порядков роты. Лицо его показалось капитану каким-то загадочно веселым. Притом несколько раз Батурин замечал взгляды, которые командующий бросал на Крутицкого,
Тем временем вернулся из второго взвода член военного совета армии с Тиуновым.
— А хорошее место с обзором у вас где-нибудь есть? — спросил у Батурина командующий. — Чтобы можно было взглянуть на город.
— Есть, — капитан Батурин указал на верхний угол пятого этажа дома.
— Сходим? — оглядываясь на члена военного совета, спросил командующий.
— Комната под постоянным наблюдением их снайперов, — предупредил капитан Батурин.
— Ну что ж, их дело наблюдать, а наше… — командующий решительно тронул за локоть члена военного совета.
Бритоголовый генерал посмотрел на верхнее угловое окно дома и, вздохнув, направился вслед за ними, вытаскивая из кармана белый, в лиловых горошках, платок.
Из углового окна пятого этажа виден был чуть ли не весь город. В разных концах его вставал лес черных и бурых дымов. Пламя перемахивало через пролеты улиц с дома на дом, бежало по карнизам крыш, пожирая железо и превращая дерево в черную труху. В огне вздыхала кровельная жесть.
— А-а, елки точеные! — сказал маленький генерал, подставляя грудь свежему ветру, дохнувшему из окна.
— Действительно, хороший обзор, сказал командующий члену военного совета.
— Более или менее… неопределенно ответил член военного совета.
— Не понимаю нашего начальника разведки. Отсюда же можно засечь их артбатареи. Смотри: в сквере — раз, за насыпью — вторая.
— Третья у рынка.
— На километр здесь у них не меньше двадцати стволов.
— Это что! — приподнимаясь за их спинами на цыпочки, сказал бритоголовый генерал. — В девятнадцатом мы под Царицыном стягивали по сорока стволов на версту.
Член военного совета пригладил ладонью взлохмаченные ветром волосы.
— Видишь синюю полосу, генерал?
— Степь?
— Да. Представляешь, как она теперь зарастет. Ты имеешь хоть какое-нибудь представление о здешних сорняках? Донник, осот, чернобыл. А весной нам опять придется сеять.
— Я думаю, Александр Александрович, что прежде еще предстоит этот чернобыл дотла из города выжечь. Право, на этом пятачке твои слова смахивают на фантазию.
— Нет, — член военного совета серьезно покачал головой, — какие там фантазии, если мы уже второй год со всеми своими армиями и тылом на шее у сибиряков сидим. Сперва отдали Украину, теперь Дон и Кубань. Ты представляешь себе, что означают эти потери в хлебном балансе страны? Если еще на одну или две дырки затянуть ремень, то дальше уже и под вздох может взять. Во все времена хлеб был пружиной борьбы. И еще совсем недавно из-за него здесь в степи бушевал пожар. Тебе что-нибудь говорит это слово — «саботаж»?