Товарищи (сборник)
Шрифт:
Это был скорее яр, промытый чалыми степными водами. Глиняные красные склоны его поросли черноталом. Узкой извилистой щелью яр уходил к железнодорожной насыпи и нырял там под мост.
На ночь все двери барака охранники закрывали снаружи железными засовами, и не оставалось ничего иного, как заблаговременно и незаметно пропилить лаз в бревенчатой стене, выходившей к оврагу. Мысль о том, чтобы прибегнуть к пиле, сразу же была отвергнута как неосуществимая. Через Анну Портной передал в лагерь четыре стальных бурава.
Ночью, как только барак погружался в сон, Павел с Никулиным, разгребая
За первую же ночь все четверо набили себе кровавые мозоли, но, как только началась ночь, снова взялись за бурава. Все остальные пленные спали, давно уже привыкнув к тому, что по ночам неутомимо шуршат соломой и грызут дерево крысы, безбоязненно бегая прямо по спящим людям.
Иногда кто-нибудь из четверки, сморенный мгновенным сном, падал на солому, зажав в руке бурав. Но они не могли позволить себе этого слишком часто. Надо было успеть пробурить в дубовой стене квадратный лаз — по метру в ширину и в длину, и пробурить его так, чтобы стальное жало ни разу не вылезло снаружи из-под древесной пленки. К тому же надо было надежно спрятать опилки в углу барака под соломой не только от глаз охранников, но и от глаз пленных.
Но самое трудное было впереди. Четыре сторожевые вышки стояли по углам лагеря и одна — у проходной. Днем обычно на вышках дежурили часовые с автоматами, но к вечеру их сменяли пулеметчики. Располагались пулеметы таким образом, чтобы при необходимости можно было блокировать огнем все ближние и дальние подступы к лагерю.
Нечего было и думать об успехе побега, предварительно не обезвредив пулеметы.
— Все их, конечно, не захватить, а один, по-моему, можно, — высказал Павлу свое соображение Никулин.
— Этого будет мало, — возразил Павел.
Они беззвучно шептались, лежа рядом на соломе. Только одни они в этот глухой час и не спали. Сердюков и Сероштанов перед самой зарей как мертвые свалились на солому. Отовсюду доносились храпение, всхлипывания и вскрики людей, и во сне продолжавших ту жизнь, которой они жили в лагере.
— Конечно, риск будет, — согласился Никулин. — Но и другого выхода нет. Ты же знаешь, что по сигналу воздушной тревоги они сразу бегут с вышек в щели?
— Ну?
— Если захватить пулемет у ворот, можно отрезать им обратный путь ко всем остальным вышкам.
— Но для этого нужен будет достаточно опытный пулеметчик.
— Такой есть, — сказал Никулин.
— Кто? — уловив в его голосе какие-то новые интонации, Павел повернул к нему голову. Ему пришлось подождать, прежде чем он услышал ответ.
— Я, — глуховато сказал Никулин.
— Ты? — Павел приподнялся на локте.
— Не шуми, — надавив рукой на плечо, Никулин уложил его обратно на солому. — Какой бы я был после этого летчик-истребитель?
— Но ты не можешь
— Ну уж с теми, которые на вышках, я знаком, — небрежно сказал Никулин. — Обыкновенные «гочкисы».
— И ты не должен забывать, что пулеметчику придется уходить из лагеря последним.
— Да.
— Притом не раньше чем последний человек достигнет железнодорожной насыпи.
— Но ведь иначе побег может сорваться? — помедлив, спросил Никулин.
На самом сверхраннем рассвете, когда еще только начала проясняться туманная синева над Волгой, грохот потряс пятачок. Спавший на КП лейтенант Батурин, вскакивая и припадая к амбразуре в замурованном окне, увидел прямо перед собой на перекрестке орудийные вспышки. Вбежал ординарец Василий и сообщил, что немцы начали штурм и уже ворвались в первую линию окопов. Подпоясываясь на ходу, лейтенант выбежал на улицу.
Мельчайшими каплями ложилась на мостовую серая мгла. Над Волгой плыли осветительные ракеты. При их голубовато-серебряном свете вода блестела, как ртуть.
Наперерез лейтенанту вынырнули из тумана фигурки солдат роты. Согнувшись, они через перекресток отступали к балке, лишь изредка оборачиваясь и стреляя из автоматов. Некоторые оставались, распластавшись, на мостовой.
— Назад! — выскакивая на перекресток с пистолетом в руке, закричал лейтенант.
Но голос его потонул в сплошном грохоте.
— Скорее в балку, товарищ лейтенант! — пробегая мимо вдоль стены дома, крикнул ему Крутицкий.
— В балку!! — подхватили другие голоса.
Покидая окопы, вырытые вокруг отбитого недавно ротой у немцев многоэтажного дома, солдаты побежали к берегу.
— Где Тиунов? Кто видел Тиунова?! — спрашивал лейтенант.
— С саперами он остался, — не останавливаясь, ответил ему второй номер минометного расчета — Иван.
Вернувшись на КП роты, лейтенант оттолкнул плечом Сашу Волошину и бешено завертел ручку телефона. Саша видела, как, прокричав по телефону: «Отходим!», он, как обожженный, бросил трубку на подоконник и снова выскочил на улицу.
От дома отходила к балке последняя группа солдат. Отползая по мостовой и вставая для коротких перебежек, они вели разрозненный ружейно-пулеметный огонь. Лейтенант поднял с мостовой брошенный кем-то автомат и вместе с ними, отстреливаясь, стал отходить к балке.
При свете вспышек видно было, как маленькие серые тягачи на буксирах выкатывали из развалин пушки и они, разворачиваясь, тут же прямой наводкой открывали огонь. Шрапнель крупным горохом осыпала мостовую и щелкала по стенам дома. Снаряды, перелетая через балку, падали в Волгу. Выхлестываясь на противоположной стороне улицы из развалин, немецкая пехота неотступно преследовала роту. Маленький офицер в черной фуражке, оборачиваясь и махая рукой, звал за собой солдат. Когда они уже добежали до трансформаторной будки, длинная пулеметная очередь с пятого этажа дома заставила их попадать вокруг нее. Упал и офицер в черной фуражке, но не вниз лицом, а на колени, надламываясь и запрокидываясь навзничь. Ветер, подхватив его фуражку, колесом погнал ее по улице, вниз к Волге.