Товарищи

Пистоленко Владимир Иванович

Мазай снимал опоку и тут же отворачивался в сторону. Но он только делал вид, что не смотрит, сам же исподтишка следил за товарищами. Одну опоку просматривали за другой, и Жутаев командовал:

— Все в порядке. Образец. Давайте дальше.

— Можно и дальше. Мы с удовольствием, — чуть насмешливо отвечал Мазай.

— Стоп!

— Что за «стоп»? — удивился Мазай.

— Сам посмотри, — предложил Жутаев.

Мазай склонился над нижней опокой, да так и застыл над ней. В опоке была заформована шестеренка.

Уголки двух зубчиков отвалились, и земля от них лежала небольшими комочками в углублении. Если бы Мазай не видел это сам, то никому бы не поверил. Он смотрел на сломанные зубчики и не мог понять, как могло случиться, что он проморгал. А теперь вот и стой, словно оплеванный. Небось Бакланов радуется, думает, что и Мазай, мол, не лучше его работает.

— Видал, Мазай?

Мазай, не меняя позы, негромко, словно в раздумье, ответил:

— Молодец ты, Борька. Ведь это же определенный брак, — и не спеша наступил ногой на форму.

— Да ты что делаешь?! — крикнул Жутаев. — Ведь ее наладить можно было!

Мазай махнул рукой:

— Новую сделаю. Не хочу без надобности ремонтом заниматься. Давайте смотрите дальше.

После этого случая он как-то притих, присмирел, будто в нем ничего не осталось от Васьки Мазая — грубияна, драчуна и зазнайки. Теперь, когда поднимали верхнюю опоку, Мазай спешил опередить товарищей и первым рассматривал форму.

Он весь день был неразговорчив, работал не разгибая спины и до самого вечера, чего с ним никогда еще не было, не сказал ни единого грубого слова ни Бакланову, ни Жутаеву.

По пути домой Егор вдруг стал уговаривать товарищей зайти к нему.

— Ведь примут меня снова в училище? Примут. Значит, все равно вместе жить придется, в одной комнате.

— А может, и не примут, — возразил Мазай. — Тебе еще никто не поручал решать это за директора. Знаешь, какой он строгий? Решит отказать и откажет.

— А я думаю — примут. Нынче Галузин сразу бы отказал, а то ведь разрешил работать с нами, — сказал Жутаев. — Колесов об этом, конечно, знает.

— А правду говорят, будто гармонь у тебя есть? — неожиданно спросил Мазай.

— Есть.

— Дашь поиграть?

— А ты разве умеешь?

— Не то чтоб умел, просто люблю попиликать на гармошке. Для удовольствия. Значит, дашь?

— Можно.

— Тогда пошли к тебе.

ПЛАВКА

Жутаев то и дело поглядывал в окно, надеясь увидеть там синеву — начало рассвета. Его тянуло в литейку, где через несколько часов должна была начаться плавка, первая плавка в новой вагранке МТС, вообще первая плавка металла в Платовке и первая в жизни Жутаева самостоятельная

плавка.

Мазай легонько толкнул его в бок:

— Борис, спишь?

— Нет, не сплю.

— Скоро будет светать. Пошли! Я почти всю ночь не спал — все вагранка снилась да чугун.

— Мне тоже плавка снилась. Я уже давно не сплю. Проснулся и никак не могу заснуть. Значит, встаем?

— Встаем.

— Только бы хозяев не разбудить.

Они говорили тихонько, словно делились секретами. Неслышно оделись и вышли на улицу.

В доме Баклановых горел огонь. Жутаев предложил зайти за Егором, и оба свернули в баклановский двор. Постучали. На стук вышел дедушка Кузьма:

— Вы чего, ребята?

— За Егором зашли.

— За Егором? Так его уже нету дома.

— А где же он? — удивился Мазай.

— Ушел. В эмтээс. Ушел — еще и светать не собиралось. Говорит, что сегодня дела больно важные. Всю ночь не спал, ворочался на постели.

Когда Жутаев и Мазай пришли в литейку, там уже были Бакланов, Маврин и старший механик МТС Зубков, человек богатырского сложения. Ребята застали их за необычными занятиями. Маврин и Зубков, крепко сжимая ручки рычага, подставляли пустой ковш под желоб вагранки. Рядом стоял Бакланов и отчетливо командовал:

— Чугун пошел! Ковш полон, несем! Подставляем снова ковш под струю, отходим!

Маврин и Зубков внимательно прислушивались к каждому слову Егора и в точности выполняли все его распоряжения. Было похоже, что они заняты интересной игрой, но «играли» так серьезно, будто в ковше был действительно расплавленный чугун.

Маврин увидел Мазая и Жутаева, кивнул им и крикнул, хотя в литейке была полнейшая тишина:

— Практикуемся с Семеном Ивановичем! Запасные резервы, так сказать, готовим! Ведь запас карман не трет? Правда?

— Вот и мой папашка всегда так говорил, — ответил Мазай.

Зубков и Маврин оставили ковш, и Николай Степанович объяснил, что они вдвоем решили помогать сами подносить чугун — так сказать, начать литье, а потом ужо возьмутся за ковш другие рабочие.

— Согласны взять пас в подручные? — спросил у Жутаева Маврин. — Мы народ дисциплинированный, не подведем.

— Конечно, согласен, — улыбнувшись, ответил Жутаев. — Таких подручных кто не возьмет!

— Шутки шутками, а потренироваться еще не мешает, — сказал Зубков. — Давайте, Николай Степанович?

— Давай! Берись! — И Маврин снова взялся за рычаг.

Скоро пришли четверо рабочих, которые были назначены подносчиками чугуна.

— А ну-ка, товарищи, давайте устроим последнюю тренировку. Командуй, Жутаев, чтобы все было как при заливке. Расставляй пас по местам как следует быть и командуй.

Хотя все уже знали, кто что будет делать, Жутаев не спеша повторил обязанности каждого: