Тойво – значит надежда. Красный шиш
Шрифт:
– Ты на зубы ей посмотри, – прошипел на ухо товарищу Тынис.
Тойво не мог себе представить, как в рот местной колдунье заглянуть, а, главное – зачем? «Пасть открой, гражданка, зубы тебе пересчитаю». Но женщина сама заулыбалась, когда Николаев объяснил суть да дело с которыми явились ко двору. С зубами у нее было все в порядке – один к одному, белые и ровные.
– Чего тебе ее зубы? – тоже прошипел Тойво.
– Так в Карелии с порченными зубами колдовать уже не могут. Сила у них колдовская в зубах, – объяснил Тынис.
– Ты, вероятно, позабыл, ради чего мы
Павел жестом позвал эстонца в сторонку и что-то ему попытался втолковать. Тот пальцем поманил Тойво.
– Чем расплачиваться будем? – спросил он.
– Как – чем? – удивился Антикайнен. – Деньгами!
Тынис, как наиболее продвинутый в вопросах с колдовством в глубинке Карелии, сокрушенно покивал головой. Он раздосадовался на самого себя: ведь знал, что чудотворцы денег не берут, потому что, считается, что дар от этого пропадает. Но и без платы никак нельзя, потому что за все надо платить – полагается так.
Нельзя в некоторых случаях, по карельским поверьям, говорить «спасибо». Например, в бане: тебе – «с легким паром», а ты в ответ – «дай господи тебе здоровья». С колдунам тоже нельзя «спасибо» отделаться, а надо пироги, сахар, заварку чая, конфеты оставлять. Иногда – рыбу или мясо. Рыбу – сига, либо лохи (красную). Мясо – лосятину, кабанину или медвежатину – лесное мясо, дикое. Только несоленое все. Соль давать нельзя, потому что соль колдуны, как правило, сами заговаривают.
Тынис сладости не любил, поэтому в его походном наборе был только хлеб, кофе, сало и лук с несколькими вываренными картофелинами. Ну, и водки бутылка на всякий пожарный случай. На счастье, у Тойво с собой была припасена головка сахару, банка сгущенного молока и кулечек монпансье – леденцов. Без пирогов, или драгоценной белой булки этого было явно маловато, но ничего другого уже не придумаешь.
– Ну, давайте чай пить, – сказала колдунья.
И заварки-то у них не было! Тойво привык по финским обычаям пить только кофе, а Тынис тем же самым кофе, круто заваренным, вправлял себе мозги, если они по причине похмелья или чего другого не могли думать и соображать.
Антикайнен выставил весь свой сладкий полевой набор и сконфузился: на большом столе, старательно добела выскобленном, он смотрелся очень несолидно. Павел Николаев почесал в затылке и усмехнулся: городские – чего тут поделать, да, к тому же финские городские.
– Тяжело в Петрозаводске с продуктами? – спросил он на всякий случай.
– Нелегко, – согласился Тойво. – Если бы не паек служащего, просто зубы на полку.
Про зубы у него вырвалось нечаянно, но колдунья никак не отреагировала, продолжая улыбаться.
– Итак, вам троим помощь нужна? – спросила она.
– Им двоим, – поправил ее Павел, но женщина никакого внимания на эти слова не обратила.
– Вознамерились взыскать с того, кто уже здесь?
– Бессонница у них, кошмары мучат, голова раскалывается, – опять вмешался Николаев, но колдунья вновь не обратила внимания на объяснение.
– Помочь вам в этом вряд ли чем могу, – сказала она и добавила. –
Они расселись за столом и неожиданно легко и непринужденно начали общаться, говоря о чем попало, но только не о болезнях и напастях. Языковой барьер куда-то делся, как это иногда бывает у крепко подпивших людей. Но они не пили: в смысле – не бухали, разве, что чайком баловались.
– В нашем деле что важно? – спросил Павел. – Вера важна. Она и поступки направит, куда нужно.
– Вера-то хорошо, так ведь обязательно найдется та сила, которая эту веру будет контролировать, – согласился Тынис.
– А ты наплюй на эту силу, – заметил Тойво.
– Труднее всего стараться ни от кого не зависеть, – сказала женщина. – Чтобы оставаться свободным – это же сколько сил нужно приложить!
Антикайнен вздрогнул, потому что давно, когда он еще был подростком, примерно то же самое он сказал своему старшему товарищу Отто Куусинену.
– Хочу, чтобы вы знали: карелов было много и Вера у всех была. А тут – бац, и вымираем. Остались только названия, типа карелы-люддики, карелы-ливвики. Люддики – это «люди», ливвики – это «живые», от слова live, – продолжила она. – Верить, ребята, нужно, в первую очередь, в себя. Верить себе самому и надеяться на Господа.
Павел вздохнул, Тынис выдохнул, Тойво перестал дышать.
– Вам двоим, пожалуй, стоит идти – третий уже подошел. Переночуете за старым кладбищем в сторону ламбушки, все бессонницы, как рукой снимет. С кошмарами сами справитесь, а голова ни у кого из вас никогда не болела, разве что с похмелья. Идите с Господом.
Николаев тоже, было поднялся, но женщина положила ему на руку свою ладонь и выразительно посмотрела в глаза: ты-то куда торопишься?
Тойво и Тынис вышли из дома колдуньи и отправились, куда было указано. Ну, теперь у них было железное алиби: поступить так, как сказала им женщина с целью полнейшего излечения.
Они обогнули старое кладбище с обвалившимися досками на двускатных могилах, приметив на полпути к ламбушке старую высокую раскидистую иву. Здесь они и наметили обустроить свой ночлег, здесь они и задумали дать последний и решительный бой, коли дело дойдет до этого.
Молодой Тойво Вяхя расположился в ближайшем леске, всего метров в тридцати к северу от ивы. Скрытно ночевать в лесу ему было не привыкать, но сейчас почему-то чувствовалась некоторая неуверенность, граничащая с опаской.
Он знал, что пришли они сюда втроем, а уйдут вдвоем. Или, быть может, вчетвером. Откуда была такая уверенность – пес его знает. Но она была, и единственно, чего не было – знания, кто здесь останется, или кто может появиться.
9. Ночь Ивана Купалы в Карелии.
День, предшествующий праздничной ночи, всегда тянется дольше обычного. Так казалось всем, кто собирался ближе к полуночи развести костер, а перед этим напиться пьяным и купаться в озере, чтобы потом скакать над огнем, как зайцы. Уж таков праздник Юханнус, уж так тешит себя молодежь, ссылаясь на обычай предков.