Тоже Sapiens

Коин Сергей

Я злился. Не потому, что боялся появления самки… Даже если бы она изменила своей уже и не новой привычке и появилась бы днём — я бы выпустил в неё три ракеты, одну за другой. Просто чтобы или её убить, или лишить нас последнего шанса выжить. Самку я даже ждал, и очень разочаровался, когда мы так и не встретили её по пути. Меня злило, что нам из-за этого полудохлого мудака приходилось тащиться кучу времени, которое мы спокойно могли бы уже проводить в кроватях.

Мы дошли почти за двое суток. Переночевали в каморке, совсем тесной,

но зато с защёлкой. Мы даже не стали плестись до дорогих кают, устроились во втором классе.

Вымылись по очереди, и инженер почти сразу залезла на меня. Я был не против, в целом. Завершив переход, и сам хотел… Но был фиттер. Уже настолько слабый, что он не мог инженеру ничего предложить как мужчина. Но он не ушёл, как я ожидал, он остался. Сел в кресло и смотрел на нас. Именно смотрел, внимательно, жадно. Я что-то пытался говорить, но инженер то затыкала меня поцелуями, то говорила, что и фиттеру нужно хоть немного разрядки, пусть и такой. Пассивной.

И потому он сидел и смотрел, как мы трахаемся. Без зависти, без сожаления, а как бы даже и с искренней радостью за нас. И эта радость была отвратительнее всего.

***

Я помнил код очень хорошо: четыре-три-один-ноль-восемь. Инженер — нет, и поэтому им с фиттером пришлось уединиться в туалете: там ассистент не услышит. Код мог напомнить и я, но фиттер не захотел, решил, что лучше скажет тот, кто его программировал.

Что же. Пускай.

Если б не нога, я бы пошёл сам. Правда, пошёл бы. Но, увы, теперь из нас троих может ходить только инженер. Пока что - только инженер. Потом, потом за это возьмусь я. А пока ей нужно напоминать цифры, которые я помнил наизусть. Четыре-три-один-ноль-восемь…

Была ещё одна цифра. Четвёрка на дисплее парализатора: столько зарядов осталось. Пока что фиттер был так слаб, особенно после перехода, что кричать не мог. Но он восстановится. На кровати, в душе, с запасом еды… Он точно восстановится. И тогда у нас будет только четыре заряда.

Вот о чём я думал, глядя на закрытую дверь туалета.

***

Если бы он не лёг на кровать, то ничего не было бы.

Но он лёг, как раз когда инженер ушла минимум на пару часов… И я парализовал его, хоть он даже ещё не заснул.

Достал из кителя капли. Это был последний пузырёк, полупустой. Ещё один, тоже выигранный у матроса… тогда ещё матроса-два, где-то потерялся. Поэтому - последний.

Я подошёл к кровати, сел и прислонил к стене у него в головах сделанный им же костыль.

– Прости, так нужно. Не бойся, я не изверг, постараюсь, чтобы всё было легко.

Я открутил защитную крышку и закапал раскрытые глаза фиттера, щедро, по две капли в каждый. Пусть наслаждается. Закрыл и убрал пузырёк во внутренний карман.

Мне было трудно, очень трудно, но время поджимало. Я посмотрел на фиттера: сейчас,

когда парализовало даже мышцы век, глаза его казались ненастоящими, стеклянными. Как у кукол. Что же… тем проще. Я поднёс руку к его лицу, но понял, что ещё не готов, и положил ладонь ему на грудь. Похлопал по-дружески.

– Правда, прости. Ты был полезен, и без тебя будет сложно… Но, ты сам понимаешь, что стал обузой. Спасибо тебе за всё. Это была честь для меня.

Невпитавшиеся капли блестели как слёзы в его глазах.

– Есть такой парадокс, не помню, как называется. Для выживания вида отдельные особи должны утилизироваться. Ты очень поможешь нам, фиттер.

Я положил одну ладонь ему на рот, но опять передумал. Нет, неправильно, так нельзя. Убрал руку от его губ и провёл пальцами очень аккуратно по векам, закрывая их.

– Ты сам это выбрал, когда сорвал перемирие, - придумал я.

И только после этого закрыл руками его рот и нос.

Сложнее всего было понять, когда всё закончится: парализованный фиттер не двигался, не сопротивлялся, а значит, нельзя было определить, когда… всё. Поэтому я держал руки на его лице очень долго.

Потом прижался ухом к груди, внимательно послушал, не бьётся ли сердце. Оно не билось, я ничего не услышал внутри. Поэтому выпрямился и просто остался сидеть рядом с ним.

А когда через пару часов почувствовал, что фиттер остывает, окончательно успокоился: он уже не расскажет инженеру о том, что я пытался сделать…

О том, что я сделал.

Два

Первые несколько дней инженер меня сторонилась. Не обвиняла, не кричала, не спрашивала, просто ушла в другую каюту. Это было глупо и жалко с её стороны: она вернулась, когда ассистент начал гасить свет. Демонстративно пыталась лечь на полу, но я лёг там сам.

На следующий день мы не говорили, ели отдельно, ночь снова провели так же: я на полу, она в кровати. И день за тем. Не знаю, сколько это продолжалось бы, но нас помирила самка.

В один из вечеров она начала кричать, где-то вдалеке, может даже на другом этаже. Не знаю, что именно это было: злоба, отчаяние, бред сумасшедшей, примитивная молитва духам. Хотя нет, крик был слишком однообразным, не похож на речь, даже незнакомую, инопланетную. Это были просто эмоции, выпущенные наружу, гулять эхом по кораблю.

Я их слушал и думал, что они означают что-то очень хорошее для нас, что самка вот-вот сломается. Я так чувствовал, так ощущал, так слышал… В любом случае, этот крик заставил инженера лечь рядом со мной, обняться. Мы не трахались, но и не сидели, глядя на дверь с ракетницей в руках: по крику было понятно, что самка далеко и не приближается.

Мы просто помирились без слов. Фиттер остался в прошлом, как и все остальные.

***

Четыре-три-один-ноль-восемь.