Традиции & Авангард. №1 (8) 2021 г.
Шрифт:
– Давай! – И нехотя выпустил ее из рук.
– Спокойной ночи! – Леля повернулась и быстро пошла на свет большого коридора, в свою палату.
– Ага, спокойной ночи, уснешь тут теперь, – не сердито, а даже как-то весело проговорил ей вслед Зорик и хлопнул дверью в мужской туалет.
Светка собрала свои вещи сразу после завтрака.
– Лель, я вот батончики тебе оставлю, хорошо? И чай, хочешь?
– Батончики давай, это я люблю, а чай забирай, я все равно его не завариваю, так только, если с кем-то за компанию.
– Ну тогда вот, чтоб
– Не обижалась? А чего это вдруг? – Леля изо всех сил старалась сохранить невозмутимый вид, но почувствовала, что уши и щеки у нее вдруг стали горячими.
– Да я его утром видела, до завтрака еще. Он сказал, что хотел попрощаться с тобой наедине, приобнял маленько, а ты забилась, как птичка, испугалась. Я ему говорю: «Так она же малолетка, в шестом классе учится». У него челюсть отвисла просто. – Светка посмотрела Леле в глаза, прыснула, а потом в голос захохотала, держась за живот. – Ты бы видела его! О-ох, не могу!
Леля понимала, что ведь он и правда не знал. Он не спрашивал – она не говорила…
– Ну вот, – просмеявшись, добавила Светка, – он и сказал, чтоб ты на него не обижалась. На самом деле он хороший парень.
– Я не обижаюсь, – улыбнулась Леля и отважно добавила: – Он хорошо целуется. Просто было, знаешь, неожиданно.
– Да ла-адно, неожиданно! Он же на тебя сразу запал, будто непонятно. – Светка крепко обняла и поцеловала Лелю в щеку. – Ну давай! Увидимся, сестренка!
Зачем Лелю оставили в больнице до понедельника, было непонятно. Она ведь уже совсем, абсолютно здорова. Медсестра Лилия Генриховна сказала, что ей нужно окончить курс противовоспалительной терапии и по регламенту ее могут выписать только в понедельник, после обхода.
Седьмая палата совсем опустела. Выписали и Тамару Александровну, а на ее место положили совсем маленькую девочку. Леля не сразу и с удивлением поняла, что девочке вообще-то двенадцать лет.
Свернувшись калачиком поверх одеяла и глядя на голые ветки за окном, Леля снова и снова думала о том, что произошло между ней и Зориком. «Он хороший парень»… Она не хотела его забывать, но чувствовала облегчение оттого, что у этой истории не будет продолжения. Леле казалось, что она заглянула в запретную комнату, как в замке у Синей Бороды, и узнала тайну, которую ей очень хотелось, но пока не следовало знать. И вот теперь она знает, но никому не расскажет, а с мудрой улыбкой тихонько закроет дверь и оставит эту тайну на потом.
Леля поднялась по лестнице на третий этаж не спеша, как будто так и надо, прошла по знакомому коридору и осторожно открыла дверь в пятую палату. У кровати Андрея стояла стойка на колесиках, к ней был подвешен мешочек с прозрачной жидкостью, а тонкая трубка вела к его руке. Светлая волнистая челка шевельнулась на подушке. Леля вошла и прикрыла за собой дверь.
– Здравствуйте, – поздоровалась она сразу с Андреем и с его соседом.
– Привет. – Андрей улыбнулся. Он явно ее узнал. – Как дела, Гретцки? Выздоровела?
– Да вроде бы, меня выписывают завтра. А ты как?
– Я отлично, – улыбнулся
– Я как-то заходила к тебе, – осторожно присаживаясь, сообщила Леля, – а тебя на месте не было.
– Да просто я в другой палате был, для разнообразия. – Андрей усмехнулся.
Леля хотела спросить, что с ним было такое, и почему вдруг реанимация, и правда ли, что его еле спасли, но вовремя сообразила, что ничего этого спрашивать не стоит.
– К экзаменам готовишься?
– Конечно. Когда от меня капельницу отцепляют.
– А можно твой альбом посмотреть? – вдруг осмелилась Леля.
– Смотри, если хочешь. Только там ничего интересного, я пока светотень и форму прорабатываю.
Леля взяла с тумбочки альбом и начала осторожно листать страницы. Граненый стакан, яблоко, пустая литровая банка – она не могла оценить, хорошо ли это сделано, но ей казалось, что превосходно. Все было объемное, настоящее, живое.
– По-моему, очень красиво. А я вот совсем рисовать не умею, представляешь?
– А ты была когда-нибудь на море? – спросил вдруг Андрей.
– Была один раз, но еще совсем маленькой. А ты?
– Я вообще нигде не был. Вот поступать поеду в Новосибирск. А так – мечтаю море рисовать. Бури, шторма, шквальный ветер, как у Айвазовского.
– Классно, что у тебя мечта есть. И кем быть, и что рисовать. Я вот пока не знаю, что выбрать.
Леля перевернула страницу. Там простым карандашом, легко и изящно, был нарисован каменистый берег, а на большом валуне, повернувшись ко всем спиной и глядя вдаль, сидела крошечная фигурка с высоким хвостом на макушке.
– Так я в твоем возрасте тоже еще не знал, чего хочу, – улыбнулся Андрей.
– В каком это – моем?
– Ну тебе же лет тринадцать, не больше. Правильно?
– Правильно, – улыбнулась Леля и аккуратно закрыла альбом.
Из школы до дома было совсем недалеко. Дорога бежала по залитой солнцем улице мимо крылечка детской библиотеки, прилипшего к торцу жилого дома, через асфальтированную площадку, где Леля с девчонками играли в скакалку или чертили классики. Только у самого дома солнце исчезало – после полудня у подъездов всегда лежала густая сырая тень. Леля взлетела вверх по ступенькам, задержавшись на минутку у почтовых ящиков. Ничего интересного, никаких писем или журналов сегодня, только мамина «Правда Бурятии». Дома никого не было. Леля поставила на плиту кастрюлю с супом, сунула в розетку электрический чайник. Включила телек – вдруг мультик? Нет, «Шахматная школа». Чайник громко сипел на кухне.
«До музыкалки еще час, надо бы повторить вариации и этюд».
Было ужасно неохота. Леля развернула мамину газету. Кроссворда на четвертой полосе не было. Жаль. Столбик стихов, интервью с кем-то неизвестным… Она скользнула взглядом по черным прямоугольничкам некрологов. На этот раз их было три. Леля машинально пробежала глазами имена, и вдруг у нее перехватило дыхание. Так бывает от внезапного испуга, когда поскользнешься и сумеешь не упасть, но все внутри сжимается в комок. В нижнем прямоугольничке значилось: «Андрей Дымов, 1966 года рождения».