Традиции & авангард. Выпуск № 2
Шрифт:
– Обычно летом здесь живет прислуга. – Александра нервно покусывала губы. На ней было роскошное кремовое платье, сшитое на заказ.
– Не беспокойтесь, пожалуйста. Я только за книгой.
Домашняя библиотека Александры занимала сорокаметровый зал с высокими сводами. Люстры в виде хрустальных деревьев цеплялись корнями за потолок. Вьющиеся зеленые растения образовывали стрельчатые арки.
– Вадим уехал отдыхать на Гавайи. Скучаю, – грустно сказала Александра.
– У вас хороший сын. Помню, как он разрешил меня
Поблуждав среди стеллажей, я выбрала произведение «Ты вечен» Л. Рампы. Как и я, автор считал порочным пить алкоголь, называя его злом, разрушающим астральное тело.
Выпив кофе с десертом, в котором присутствовали мед, фрукты и миндаль, мы расстались.
Несмотря на усталость, всю ночь напролет я читала о том, что никакого ада не существует: после смерти каждая душа осудит себя сама. Минувшие дни просочатся в сознание, словно запах ароматных свечей.
Судить самого себя – страшно. Я не хочу еще раз увидеть и пережить войну.
Красная аура у полководцев, коричневая – у тех, кто убивал, голубая аура у людей добрых, но нерешительных. Синяя – у миссионеров. Зеленая – у лекарей. Серая – у больных. Золотистого цвета – у праведников. Фиолетовая аура – удел мистиков и шаманов. Посмотрев на свою руку, я убедилась, что золото с голубыми искорками на месте, и успокоилась.
Мне хотелось поделиться с адвокатом-мистиком знакомством с Егором из магического подразделения КГБ, но в адвокатском бюро мне ответили, что такой у них больше не работает.
Новое жилье требовало нашего внимания, поэтому я переключилась на бытовые дела. Сразу выяснилось, что водопроводный вентиль в квартире протекает. Чтобы не затопить соседей, нам пришлось отремонтировать трубу, и впервые за десять лет мама спокойно приняла ванну.
На третий день нашего проживания пришел счет по оплате электричества. Позвонив по оставленным Настей телефонам, я услышала: «Вы не туда попали!»
Первого мая 2005 года в России справляли православную Пасху.
Солнце целый день боролось с темными тучами, и до полудня никто не одержал победу.
В народных преданиях говорится: если на Пасху дождь – христиане уподобились грешникам и Бог плачет над их душами, если солнце – люди чисты и праведны. На Ставрополье, судя по погоде, хватало и тех, и других.
К вечеру все-таки хлынул ливень, и сквозь него нам попыталась дозвониться подруга моей матери Валентина, чудом выжившая в Грозном с дочерью Аленкой. Сейчас бывшие грозненцы жили в двухстах километрах от Ставрополя. Мы смогли однажды повидаться после войны. Они поразились, увидев нас в живых.
Валентина сообщила, что ее муж Саша внезапно умер. Она не знала, что делать: брак не был зарегистрирован официально, и теперь, вероятней всего, государство выгонит ее с дочерью из домика-развалюшки на улицу.
– Вы приедете на поминки? – спросила Валентина.
– Прости,
Соболезнования мы высказали по телефону.
Однако для того, чтобы выразить благодарность Савелию Аркадьевичу, серьезных затрат не требовалось. Отдохнув пару дней после разбора мешков и коробок, мы направились в прокуратуру.
Служебный вход был заперт, а официальную приемную сторожила габаритная вахтерша с оскалом Цербера. Она все так же восседала за массивной тумбочкой для белья. Я заметила, что книги, ранее используемые вместо табуретки, смялись и небрежно валяются в углу. Тома по истории КПСС под пышным задом ставропольской труженицы заменили собрания сочинений Сталина и Ленина.
Служительница охранки при нашем появлении истошно взревела:
– Понтий Пилат – взяточник. Ему деньги носят! А эти, глядите – конфеты принесли! Не мне – ему, подлецу! Убирайтесь отсюда! Жалко, что вас в Чечне не прибили!
Мама обозвала ее дурковатой шестеркой и пообещала рассказать о «взятках» прокурору. У нас действительно была с собой небольшая коробка конфет, этакий символический подарок за бескорыстные старания.
Вахтерша, надувшись как сыч, объявила, что секретарь велела ждать до шестнадцати ноль-ноль. Это было неприкрытой ложью, учитывая, что мы пришли к часу дня. На самом деле секретарь приказала впустить нас без промедления.
Благодаря юности и гибкости я прорвала «блокаду», обойдя вахтершу с правого фланга. Влетая в кабинет Савелия Аркадьевича, я успела заметить, что веник, будто катана, сверкнул в руках труженицы охранки, а мама атаковала ее двумя томами по истории КПСС. Они сражались на равных: негодование против озлобленности.
Прислушиваясь к шуму, доносившемуся из коридора, прокурор наотрез отказался взять конфеты. Но я все-таки положила их на стол. Пилат был порядочным человеком. Наверное, поэтому у него так много врагов. Я поблагодарила прокурора, взяла академическую справку и вышла.
Взъерошенная вахтерша сидела за перевернутой тумбочкой и трясла головой. Рядом с ней лежал сломанный пополам веник. Мама стояла у окна и пыталась покрыть волосы порванной косынкой.
Увидев меня, вахтерша стала визжать как резаный поросенок:
– Нищие! Из поганой Чечни. Я тут главная! Кого хочу – унижаю, кого хочу – милую! Правильно наши вас в Чечне уничтожали. Русские из Чечни – чечены! Пилат – вор. Конфеты ему носят!
Мама оставила свою затею и повязала косынку как шарф. К ней вахтерша не приближалась, предпочитая орать из-за баррикады.
Я, разгневавшись, сказала:
– Ты – наглая старая хамка.
Застучав по скрипучему полу ногами, вахтерша вскричала:
– Черные из Чечни!
В этот момент мое терпение окончательно лопнуло. Я выставила перед собой ладонь, как делали древние жрецы и пророки, и грозно произнесла: