Традиция и ускользающие смыслы бытия
Шрифт:
Гумилев был фаталистичным оптимистом. Что, однако, не мешало ему признавать существование «великого вакуума, подстерегающего Жизнь на каждом шагу». А не менее фаталистичному автору «Апокалипсиса» ничто не мешает признавать грядущее торжество этого вакуума-Хаоса (разумеется, временное – но после него будут уже иная земля, иное небо). Мотив хаоса – один из немногих, примиряющих естествознание и религиозную метафизику. Теория хаоса и представления о мире, находящемся под властью князя тьмы, говорят об одном и том же: агрессия хаоса, беснующегося в мире, ведет к беспорядку в головах.
Житейская
Читатель Книги бытия, обуянный бесом гиперинтерпретации (по Эко), в одержимости своей лишил универсум, денно и нощно стоящий пред его глазами, права на наличие смысла, утвердил в его основе пустоту и абсурд и возрадовался своей прозорливости. Ибо теперь он может спать спокойно, не тревожась загадками и последними вопросами бытия. Теперь весь мир у него в кулаке, и он может делать с ним все, что угодно. Хоть в бараний рог свернуть. Либерально организованное пространство ризомы это позволяет, ее относительные гуманитарные ценности этому не мешают, а абсурдность существования в ее бесконечном демократическом «поле возможностей» тем паче требует покончить со всем этим – то есть с самими собой.
Ну так что, будем аннигилировать? Или поищем Большой Смысл?
Традиционному мышлению искони присуща потребность в обретении именно такого – с большой буквы – Смысла: основы, Абсолюта, высшего принципа, божественного Промысла, Сверхценности. Иными словами, потребность в личном бессмертии, соединении с Вечностью. А бессмертие – атрибут и привилегия трансцендентных сфер, и искать его нужно там, а не здесь, в метафизике вещей, а не в физике явлений. Для традиционного сознания фундаментальный принцип бытия не может не обладать атрибутом «сверхчеловечности», надмирности, божественности. Антитрадиционное же сознание столь высоко «главою не возносится», единого и вечного смысла всего и вся не ищет, довольствуется повседневными, максимум – пожизненными смыслами и ценностями. Ему хватает. Человека, не убежденного в существовании метафизических, сверхценных (не оккультных!) принципов, но верящего в культурные «вечные истины», можно назвать как угодно – консерватором, охранителем, здравомыслящим, патриотом, гражданином и т. д. – но никак не традиционалистом.
Потому как «если Бога нет, все позволено». И это «все позволено» – лаконичная формула, описывающая «принцип действия» ризомы. Высшие приоритеты, сверхценности можно менять как перчатки. Вчера – такие, сегодня – иные. Моральный закон не в счет. Потому что если Бога нет, то закон моральный у каждого свой, откуда единому-то взяться? Не из архетипов же – им никакой закон тем паче не писан.
Но Он есть. И
Эко в одном из своих эссе («Вечный фашизм») дает довольно жесткий и безапелляционный ответ на это утверждение: «Из этого вытекает, что нет места развитию знания. Истина уже провозглашена раз и навсегда; остается только истолковывать ее темные словеса. Достаточно посмотреть „обоймы“ любых фашистских культур: в них входят только мыслители-традиционалисты. Немецко-фашистский гнозис питался из традиционалистских, синкретистских, оккультных источников...»
Нет места развитию знания. Ну так с этим ничего не поделаешь. Развитие духовного знания действительно давно прекратилось – и отнюдь не по вине традиционалистов. Просто – что нового мы можем добавить к сказанному Богом? Только интерпретации. Или гиперинтерпретации.
Но может, речь идет о рациональном знании? Так ведь его развитие происходит по той же схеме ризомы. Эко и сам признает, что становлению современного научного рационализма способствовало не что иное, как герметическая, синкретистская «методология» и модель «ускользающих смыслов». И тем паче – наследник герметизма, новый герметический иррационализм (к коему Эко отнес среди прочих и Юнга, сотрудничавшего, кстати, с нацистскими мистиками в деле оккультизации немецкой души) – это та же игра «вольномыслящего ума», тот же лабиринт ризомы, тот же метод «облупливания универсума, как луковицы... центр которой везде, а окружность нигде» (это тоже из «Маятника Фуко»). И уж это-то знание «место» себе всегда найдет. Тревожиться о нем нет резона.
А кроме того, схема «древа» вовсе не предполагает умственного и культурного застоя. Дерево растет, набухают почки, прорезаются новые веточки, выползают молодые «клейкие листики», набирают силу, шелестят на ветру, даруют спасительную тень в жару и успокоение встревоженной душе, а по осени, как и полагается, опадают, улетают и устилают пышным ковром засыпающую на зиму землю. А по весне опять все то же, все растет и все живет. Так чему же тут «нет места»?
Но в общем все главное действительно сказано. Именно это и позволяет Эко ошибочно приравнивать традиционализм к «мракобесию», смешивая его с нацистским оккультизмом. И то и другое апеллирует к вечным (сакрализованным) парадигмам культур. Но разница между ними в том, что традиционно ориентированная культура синтетична, т. е. содержит в себе идею «внутреннего единства существования», а неоязыческая – действительно синкретична, т. е. имеет дело с «областью чистой множественности, образуемой разрозненными и единичными элементами» (Генон).
И напоследок: многие нынешние психиатры (те, кому несвойственно оставлять за дверями рабочих кабинетов вместе с белым халатом собственный профессионализм) видят в современном цивилизованном мире ристалище шизофренических страстей. Да и не только психиатры. Этих симптомов не разглядит разве что слепой – идущая в культуре и социуме духовная «работа» разительно напоминает прогрессирующую болезнь души – движение в сторону шизофренического распада личности. Душа мира как никогда близка к развоплощению.
Пока что это еще не приговор.
Всего лишь диагноз.
Вопрос в том, хотим ли мы выздоравливать.
2002 г.