Трафальгарский ветер
Шрифт:
Любит ли он море? Вряд ли Хорнблоуэр когда-либо серьезно задумывался над этим. Каждый новый выход в море ассоциировался у него с неизбежной морской болезнью в первые дни плавания, корабельными сухарями, все больше превращающимися в труху, по мере его продолжения, и кишащими личинками долгоносика, тухлой, почти непригодной для питья, водой к завершению похода. Прочие неприятности, включая капризы стихии и вражеские ядра, можно было даже не принимать в расчет. Почему же тогда он каждый раз, не проведя на берегу и недели в обществе жены и сына, начинал смутно тосковать по обжигающему лицо дыханию свежего ветра, смешанного с солеными брызгами, по ограниченному пространству шканцев и крошечной капитанской каюте, где только и мог он ощущать себя полновластным хозяином, по тем самым сухарям и солонине и неумолчному
— Люблю ли я море? — повторил он вопрос. — Не могу сказать, сэр. Но я не хотел бы узнать ответ, оказавшись отлученным от него. Поймите меня правильно, м-р Барроу, и не осуждайте за мое решение. Меня не примут там и не поймут здесь. Я умею служить, но не прислуживать. Дайте мне лучше корабль и отправьте куда угодно, хоть в Кадис, хоть к антиподам.
— Что ж, это ваш выбор, м-р Хорнблоуэр, — развел руками Барроу, но тон его заметно смягчился. — Я вас понимаю. И все-таки жаль, что вы отказались. Мы могли бы в будущем неплохо сработаться. Должность адъютанта Первого Лорда заключается не только и не столько в умении «чесать спинку», как вы выразились. Но не будем об этом. Я уже говорил, что у м-ра Марсдена появились сомнения в необходимости вашей миссии. Мои аргументы его не убедили, остается надеяться, что вам повезет больше, если, конечно, вы искренне считаете угрозу Англии по-прежнему опасной, пусть даже отсроченной на какое-то время.
В последней фразе скрывалась спасительная лазейка. Можно было спокойно заявить, что он, тщательно все обдумав, присоединяется к мнению мистера Марсдена и больше не считает настоятельно необходимым прибегать к крайним мерам, каковой, несомненно, можно было считать засылку в Испанию шпионской группы с очень специфическим заданием. Но будет ли он при этом до конца искренен? В этом Хорнблоуэр сильно сомневался. Что толку загонять болезнь внутрь, делая вид, что все прекрасно, если рано или поздно она все равно вырвется наружу? Наполеон разобьет австрийцев и опять устремит взор на Британию, а Вильнев в Кадисе приведет флот в порядок и выйдет в море еще более опасным, чем сейчас. Нет, нарыв надо вскрывать сразу, пока он не прорвался. И кроме него сделать это некому, хоть и не лежит душа. Мистер Барроу, меж тем, продолжал развивать свою мысль:
— Мы условились, что м-р Марсден вас примет и изложит вам свои соображения. Затем выслушает ваши. Даже если он с вами не согласится, какую-то долю сомнения ваши доводы в его душе посеют. Уже хорошо. А позже можно будет снова поднять эту тему. Вода по капле камень точит, м-р Хорнблоуэр. Ну а время у нас пока есть, в этом мы с м-ром Марсденом не расходимся. Вам все ясно?
— Так точно, сэр.
— Очень хорошо.
Вопросы у него были, но задавать их сейчас он счел несвоевременным. Беседа с Первым Секретарем поможет прояснить часть из них, а те, что останутся в результате нее, могут вовсе никогда больше не прозвучать. Про себя Хорнблоуэр решил пока отдаться на волю течения и действовать по обстановке. Так или иначе, в ближайшие несколько часов все определится. Повинуясь внезапному порыву, он поднял с сиденья отложенную, было, «Газетт» и еще раз перечитал обведенный карандашом столбец. Что ни говори, а капитаном он все-таки стал! Мистер Барроу заметил его маневр, неопределенно хмыкнул, но тут же отвернулся и углубился в изучение каких-то важных документов, которыми была битком набита его драгоценная папка.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Мистер Марсден пригласил Хорнблоуэра сесть в кресло для посетителей, сам же остался на ногах. Его заместитель, мистер Барроу, устроился сбоку от стола, раскрыл папку и принялся перебирать ее содержимое, делая вид, будто все происходящее в кабинете его не касается.
В этот раз капитану не пришлось иметь дело со швейцаром у парадного подъезда. Барроу провел его с заднего входа, открыв собственным ключом неприметную дверь со двора.
— Вы ведь читаете по-французски, капитан? — внезапно спросил Марсден, на миг прекратив расхаживать по комнате.
— Сносно, сэр.
— Не скромничайте, Хорнблоуэр, — усмехнулся Марсден. — Ну хорошо, не будем вдаваться в подробности. Вчера мы получили французские газеты и любопытное сообщение из Булони от… Неважно, от кого, вам это знать не обязательно. Просмотрите их. Читать нет нужды — вам хватит одних заголовков, чтобы понять, о чем речь. Потом я дополню, а заодно расскажу, что случилось в Булони.
Капитан развернул газету. На первой странице в глаза ему бросилась набранная буквами дюймовой высоты шапка:
ЕГО ИМПЕРАТОРСКОЕ ВЕЛИЧЕСТВО НАПОЛЕОН БОНАПАРТ ПРИБЫЛ В СТРАСБУРГ.
ЧТОБЫ ЛИЧНО ВОЗГЛАВИТЬ СВОИ ПОБЕДОНОСНУЮ АРМИЮ!
Другие газеты сообщали о том же, но ни в одной из них даже намеком не упоминалась конечная цель этой самой «победоносной армии».
— С кем же он собрался воевать, сэр? — спросил Хорнблоуэр, прекрасно понимая, что именно такого вопроса от него и ждут.
— С австрийцами, в первую очередь, — ответил Марсден.
— В таком случае, сэр, ему, должно быть, придется туго, ведь войск у них раза в два больше, считая союзные.
— Вдвое? Да нет, не вдвое, а втрое. По нашим сведениям, у Бони не более 400 000 человек, тогда как только в русской армии насчитывается в полтора раза больше солдат. Плюс сами австрийцы, баварцы, пруссаки, шведы, датчане…
— На что же он тогда надеется, сэр?
— Трудно сказать. На армию, на свой военный талант, на разброд в стане противника… Но я склонен полагать, что больше всего он надеется на удачу, которая до сих пор ему не изменяла. На суше, во всяком случае. Бони — азартный игрок по характеру, он из тех, кто готов все разом поставить на кон. И почему-то мне кажется, что на этот раз он зарвался.
— А можно ли быть уверенным в этом, сэр? — осторожно спросил Хорнблоуэр, помимо воли бросив взгляд на уткнувшегося в бумаги Барроу.
— С Бони ни в чем нельзя быть уверенным, — раздраженно ответил Марсден, остановившись посреди помещения и круто повернувшись к Хорнблоуэру. — Скажите-ка, капитан, сколько пушек было на вашем «Пришпоренном»?
— Двадцать, сэр.
— Были бы у вас шансы на победу, повстречай вы в море французский фрегат или линейный корабль?
Капитан подумал про себя, что сравнение выбрано едва ли удачно. Он и сам мог припомнить не один случай, в том числе из собственного опыта, когда слабейшему судну удавалось успешно противостоять более мощному и лучше вооруженному.