Трафальгарский ветер
Шрифт:
— Вы фехтуете в старомодной манере, mon cher ami [21] , — говорил он, в очередной раз нанося укол в защищенную стеганым жилетом грудь капитана. — В наше время надо быть жестче и быстрей. Руку вам ставил неплохой фехтовальщик, но учился он своему искусству, должно быть, еще во времена Регентства [22] . Но вы не огорчайтесь, м-сье капитан, я научу вас парочке выпадов, которые, возможно, когда-нибудь спасут вам жизнь в рукопашной. Нет, все-таки жаль, что не я был вашим первым учителем! Клянусь честью, я сделал бы из вас первую шпагу Англии.
21
Мой дорогой друг (фран.).
22
Регенство — в монархических государствах временное правление, единичное или коллегиальное (регентский совет), за недееспособностью монарха (по малолетству, продолжительной
В самом ли деле у Хорнблоуэра были хорошие задатки или учитель просто льстил ему, как выгодному клиенту, но фехтовать он стал намного увереннее, а обещанные «парочка выпадов» оказались неотразимыми и впоследствии не раз его выручали. Хуже обстояло дело со стрельбой по мишеням из мушкета и пистолета. Но и тут Хорнблоуэр несколько улучшил свои прежние достижения. Если в начале обучения он промахивался в поставленную на расстоянии пятидесяти шагов пустую бутылку четыре раза из пяти, то к концу третьей недели стабильно попадал в половине случаев. Большего месье де Мерекур добиться от него не смог, да Хорнблоуэр и не стремился к совершенству, справедливо полагая, что умение стрелять из ручного оружия не самое главное для морской карьеры.
Уильям Буш так и не сумел вырваться в гости. Хорнблоуэр увиделся с ним только при отплытии «Дерзновенного», когда половина Плимута собралась провожать отплывающий корабль. Свидание их было кратким, не больше пяти минут, так как Буш исполнял обязанности вахтенного офицера и не мог уделить большего старому другу.
Конец лета и начало осени 1805 года прошли под знаком всеобщего облегчения, и первым, кого эйфория от наступившей безопасности коснулась своим крылом, был м-р Марсден. Всем казалось, что с блокадой Кадиса кризис миновал. Никто больше не вздрагивал от колокольного звона и не оглядывался в испуге, не маршируют ли по главной улице французские войска. В этой атмосфере прибытие в Плимут трехпалубного «Принца Уэльского» с вице-адмиралом Робертом Колдером на борту не вызвало такого ажиотажа среди публики, какого можно было бы ожидать, случись это тремя неделями пораньше. Никто больше не поливал грязью на страницах газет несчастного флотоводца, никто не требовал немедленного суда и смертной казни. Колдер сам потребовал дознания Военного Трибунала, получил позволение вернуться в Англию и был отпущен на своем флагмане со всеми положенными почестями. Забегая вперед, скажем, что суд над ним состоялся в декабре, уже после громкой победы при Трафальгаре. Ему было объявлено «порицание за уклонение от возобновления боя», все же остальные обвинения были сняты. К сожалению, процесс и поднятая вокруг него шумиха заставили Колдера подать в отставку. Карьера одного из опытнейших и заслуженных адмиралов оказалась незаслуженно перечеркнутой в угоду общественному мнению. Сэр Роберт не вынес такого удара и вскоре умер в своем загородном поместье.
Вести из Центральной Европы не внушали оптимизма, но и особого пессимизма пока не вызывали. Наполеон умело маневрировал армиями и маршалами, потихоньку тесня австрийцев. Как всегда, больше всех доставалось злосчастному генералу Маку [23] , давно ставшему посмешищем в глазах европейцев. И никто пока не видел в сгущающихся понемногу грозовых облаках двух ослепительных молний: взятия Вены в середине ноября и разгрома в первых числах декабря союзных войск при Аустерлице [24] , сделавшего императора французов хозяином всей Европы, исключая Англию и Россию.
23
Мак, фон Лейбрих (Mack), Карл (1757—1828) — австрийский генерал. В войне 1805 г . после замысловатого маневрирования («Петля Мака») был окружен 17 октября 1805 г . Наполеоном и сдался ему со всей своей армией в Ульме. Французы беспрепятственно заняли Вену.
24
Аустерлиц (Славков) — небольшой городок в Чехии, на реке Литаве, построенный тамплиерами в XII столетии. Аустерлиц приобрёл известность по происходившему там 2 декабря 1805 г . сражению, которое называют сражением трех императоров (Dreikaiserschlacht), так как Александр I, Франц I и Наполеон I лично присутствовали на нем. В конце ноября русско-австрийская армия, силою около 86 000 человек, оставила свою крепкую позицию у Ольшау и двинулась к Брюнну, намереваясь атаковать Наполеона, силы которого доходили до 73 000. Союзники считали его более слабым и думали, что он избегает сражения. План их состоял в том, чтобы обойти правое крыло неприятеля, отбросить его и отрезать ему сообщение с Веной и Богемией. Наполеон разгадал намерение и решился направить свою главную атаку на ключевые позиции союзников — Праценские высоты, недостаточно сильно укрепленные. В то время, как союзные войска истощились в кровопролитных, но малоуспешных атаках на правое крыло французов, которым командовал Даву, Наполеон, около полудня, направил Сульта на Праценские высоты, которые и были взяты; правое крыло союзников, на котором происходили блестящие кавалерийские баталии, тоже было принуждено отступить, и тогда Наполеон направил свои победоносные войска в тыл тем отрядам, которые дрались с Даву, чем, сражение и было решено; союзники стали отступать по всей линии, и отступление это скоро превратилось в бегство.Бегущие стеснились на узкой плотине, тянущейся между двумя прудами; многие бросались на покрывавший воду тонкий лед и проваливались. Потери австрийцев
В десять часов утра 7 сентября Хорнблоуэр получил с курьером официальное уведомление о том, что ему «надлежит явиться на прием к Первому Секретарю Адмиралтейства 10 сентября сего года в полдень». Подписано оно было м-ром Барроу. Больше в письме ничего не было, но и этого оказалось достаточно, чтобы пробудить в душе Хорнблоуэра знакомый азарт перед предстоящим приключением. Приближались решающие для него, а может быть и для всей страны, события.
Прощание с семьей прошло гладко. Сын был еще слишком мал, чтобы горевать от разлуки с отцом, а Мария больше беспокоилась о здоровье ребенка, да и прошлые расставания научили ее быть сдержанной. Все обошлось без слез и душевного надрыва.
Хорнблоуэр явился в контору порта, получил подорожную на путешествие в почтовой карете, погрузил свой нехитрый багаж и уже через четыре часа после получения приказа находился в дороге. Строго говоря, необходимости так спешить не было. Он свободно мог уехать и на следующий день, но въевшаяся в кровь привычка исполнять приказы незамедлительно заставила его не затягивать с отъездом. Единственное, что отравляло существование капитана, была немилосердная тряска. Он с унынием представлял себе, как долгий путь до Лондона отразится на состоянии его «кормовой части». Чего доброго, в ответ на предложение мистера Марсдена присесть, придется скромно отказаться. Впрочем, Горацио уповал, что такого конфуза с ним не произойдет: ночь в гостинице накануне аудиенции должна хоть немного исцелить пострадавшую часть тела.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
В этот приезд Хорнблоуэр смог позволить себе остановиться в гостинице на «том» берегу реки. Комната с пансионом обошлась в кругленькую сумму, но и еда, и обслуживание того стоили. К тому же, он не рассчитывал здесь долго задерживаться: вызов в Адмиралтейство ранее намеченного срока говорил о скорых переменах в его жизни. Отправив письмо м-ру Марсдену с сообщением о прибытии и адресом, капитан плотно поужинал и завалился спать.
Войдя без пяти минут двенадцать в приемную Первого Секретаря, Хорнблоуэр был приятно удивлен, застав там графа Миранду, очевидно, также приглашенного на этот час. Он едва успел обменяться с ним рукопожатием и приветствиями, как дверь распахнулась, и появившийся на пороге клерк пригласил их войти.
Мистер Марсден принял гостей стоя. Кроме него в кабинете находился только клерк, которого хозяин тут же отослал с поручением.
— Рад снова встретиться с вами, капитан, — кивнул он Хорнблоуэру, — и счастлив познакомиться с вами, Ваше Сиятельство, — сказал он, повернувшись к графу.
Хорнблоуэр заметил, что при этом обращении Миранду слегка передернуло, но больше он ничем не выдал своего неудовольствия, рассыпавшись в ответных комплиментах в адрес Марсдена.
— Прошу садиться, джентльмены, и перейдем к делу, — сухим тоном сказал Первый Секретарь, когда обмен приветствиями завершился. — Мы приняли решение не откладывать далее осуществление известного вам плана. В скором времени на усиление блокадной эскадры отправляются сразу несколько кораблей, с одним из которых намечено отправить и ваш отряд. Если у вас есть возражения или сомнения, господа, прошу высказать их сейчас.
Мистер Марсден сделал паузу, но никто из присутствующих не проронил ни слова. Довольно хмыкнув, он продолжил свою речь:
— Немного пояснений, джентльмены. Последнее пополнение, с которым отправитесь и вы, позволяет нам собрать у Кадиса достаточно сил, чтобы уничтожить противника или нанести ему такой удар, от которого он больше не оправится. Дело за немногим: выманить зверя из логова. Эта задача ляжет на вас, джентльмены. С нашей стороны было предпринято все возможное, чтобы сделать ее выполнимой. Сразу скажу, что в основу окончательного плана легли ваши предложения, м-р Хорнблоуэр, в том виде, в каком они были изложены вами во время нашей последней встречи. Мы доработали их, дополнили, и теперь я готов предложить вашему вниманию, джентльмены, готовую инструкцию. Читайте внимательно — копий этого документа вы не получите. Если он окажется вне стен моего кабинета, можно ожидать величайшего международного скандала. Надеюсь, это понятно, джентльмены?
— Так точно, сэр, — ответил Хорнблоуэр; Миранда ограничился кивком.
В папке содержалось всего несколько листков. На первом была изображена подробная карта окрестностей Кадиса. Место предполагаемой высадки было отмечено крестиком и находилось примерно посередине между Пуэрто де Санта-Мария и Сан-Лукар де Баррамеда.
Капитан помнил этот участок побережья Испании. Высадиться там было сложно из-за прибрежных мелей и скал, но для опытного моряка вполне выполнимо. Дальше пунктиром следовал примерный маршрут по предгорьям Сьерра-Морены до основного тракта, соединяющего Кадис с центральными провинциями. На карте были тщательно отмечены не только дороги, но и постоялые дворы на каждой из них, называемые в Испании «посады» или «венты». Самые крупные венты были обведены красным кружком. Остановки или даже ночевки курьера следовало ожидать с наибольшей вероятностью именно там, так как, помимо всего прочего, большие придорожные гостиницы охранялись дополнительными нарядами местной жандармерии.