Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945

Бартц Карл

Далее Гизевиус продиктовал для протокола, что один немецкий генерал танковых войск, части которого в 1941–1942 годах находились на переформировании в районе Эльбинга, должен был атаковать штаб-квартиру Гитлера и устранить всю нацистскую верхушку. Гизевиус подписал протокол. Затем ушел.

Доктор Рёдер был поражен. Все это он посчитал клеветой на абвер и вермахт.

После допроса Гизевиус отправился к Канарису и пересказал тому содержание разговора, – разумеется, далеко не все, что он там говорил. Канарис привел ему столь

серьезные аргументы, что на следующий день Гизевиус вновь появился у доктора Рёдера. Теперь он хотел внести изменения во вчерашний протокол.

Рёдер отказался делать это. Но Гизевиус, если пожелает, может внести исправления. Теперь, в свою очередь, отказался Гизевиус.

На это доктор Рёдер заметил:

– Вы можете жаловаться.

Гизевиус так и сделал. Он продиктовал новый текст с жалобой для занесения в протокол. Позднее эта жалоба была отклонена президентом имперского суда.

В результате впервые была брошена тень подозрения на абвер. Обвинения были выдвинуты не тайной государственной полицией, а люфтваффе, к которой в 1939 году относился и доктор Шмидгубер. Доктор Рёдер отправил документы Шмидгубера в имперский военный суд для ознакомления.

4 апреля 1943 года военный суд выдал ордер на арест Догнаньи, его жены и Дитриха Бонхёфера, а также на изъятие вещественных доказательств.

Еще незадолго до этого Канарис в очередной раз посоветовал Остеру уничтожить все, что могло бы скомпрометировать абвер. Но Остер считал себя в безопасности от любых происков Главного управления имперской безопасности. Он ничего не сделал. Ему и в голову не приходило, что удар может исходить от военного суда. Кроме того, он чувствовал себя в безопасности еще и потому, что главные документы Сопротивления были перепрятаны.

5 апреля 1943 года двое людей высаживаются из машины перед домом абвера на Тирпицуфер, входят в здание и поднимаются на старом скрипящем лифте.

Один, в форме летчика со знаками различия главного военного судьи, – доктор Манфред Рёдер, который еще в прошлом году был судебным следователем по делу «Красной капеллы». Второй – сотрудник уголовной полиции Зондереггер из тайной государственной полиции.

Когда лифт останавливается, доктор Рёдер на мгновение задерживается.

– Как договорились, господин Зондереггер, вы должны только следить. Пока речь идет о военных вопросах, вы ни в коем случае не вмешиваетесь. Но все внимательно подмечайте.

Чиновник кивает.

Медленно они поднимаются еще на один пролет и теперь оказываются перед кабинетом адмирала Канариса под самой крышей.

Главный военный судья просит доложить о себе адмиралу. Проходит немного времени, и секретарша проводит в кабинет адмирала.

Помещение обставлено чрезвычайно просто – неуютная высокая комната с балконом на Тирпицуфер.

Адмирал, за время войны растративший много нервной энергии, производит впечатление подавленного, неуверенного

человека, когда приглашает главного военного судью садиться. Снизу вверх он глядит на посетителя и пытается прикурить свою наполовину истлевшую сигару.

– С сожалением должен доложить вам, господин адмирал, что имперский военный суд на основании серьезных обвинительных показаний выдал ордер на арест господина фон Догнаньи.

Лицо за письменным столом начинает наливаться краской.

– Но нет, это невозможно. Догнаньи – нет, нет…

– Затем предписано изъять вещественные доказательства, – продолжает доктор Рёдер.

Канарис снова откладывает сигару.

– Желает ли господин адмирал присутствовать при аресте?

Канарис, что-то невнятно бормоча, поднимается, затем громко говорит:

– Идемте!

Лицо его становится багровым и одутловатым. Он первым проходит через приемную, в которой на машинках печатают две женщины. Затем втроем они входят в комнату генерала Остера.

Канарис явно возбужден, хотя эта акция для него – не такая уж неожиданность. Небе заблаговременно предупредил, что по абверу намереваются нанести удар, и еще накануне из другого источника Канарис узнал, что над его отделом Z нависла серьезная угроза. Остер прекрасно знал об этом. И фон Догнаньи знал. Канарис вызвал Остера:

– Остер, возникла серьезная опасность. Позаботьтесь, чтобы в вашем бюро не смогли обнаружить и намека на компрометирующие документы!

Адмирал в коротких словах объясняет своему генералу в отделе Z существо дела и распоряжается, чтобы тот следовал за ним.

Остер холодно разглядывает нежелательных посетителей сквозь монокль.

– Догнаньи ничего не совершал, насколько мне известно.

Никто не обращает внимания на это возражение. Во главе с Канарисом все проходят через кабинет Остера к двери, ведущей в комнату Догнаньи. Догнаньи сидит за столом и работает.

Его кабинет был угловым. У окна стоял круглый коричневый стол, напротив входа – письменный стол, рядом на стене висело пальто. Чуть далее находилась стойка для одежды, а напротив окна – старомодный обшарпанный сейф зеленого цвета.

Догнаньи беспокойно переводит взгляд карих глаз с одного неожиданного визитера на другого. Он поднимается, бледный и хрупкий. Доктор Рёдер медленно подходит к столу. Канарис остается стоять в дверях. Остер делает несколько шагов, а Зондереггер становится в угол за круглый стол, откуда можно обозревать все помещение.

До этого момента ни у имперского военного суда, ни у тайной государственной полиции еще не имелось каких-либо вещественных доказательств против абвера. Но легкомыслие отдела Z сослужило тайной государственной полиции огромную службу. Отдел дал ей в руки конец ниточки, с помощью которой тайная государственная полиция постепенно распутывала клубок тайн I центрального отдела, что привело к тяжелейшим последствиям.