Трагедия абвера. Немецкая военная разведка во Второй мировой войне. 1935–1945
Шрифт:
– Чернильные карандаши – вещественные доказательства и, как таковые, изымаются.
(Если бы Рёдер тогда обыскал сейф Остера, он, вероятно, наткнулся бы на документы, свидетельствовавшие о существовании заговора!)
Рёдер выходит из кабинета Остера и направляется обратно в бюро Догнаньи. Вещественные доказательства собраны.
Рёдер – Догнаньи:
– Я вынужден арестовать вас. Надевайте пальто и следуйте за мной.
Догнаньи был слишком хорошим юристом, чтобы сопротивляться.
– Пожалуйста, – говорит он сдержанно, – я
На седьмые сутки был выписан ордер на арест жен Догнаньи и Дитриха Бонхёфера.
Чистая случайность, что Догнаньи стал первой жертвой в абвере. Именно профессиональный, логично мыслящий Догнаньи. Самая умная голова заговора – и самая осторожная. Догнаньи всегда считал все вещественные улики опаснейшим делом и противился любым письменным свидетельствам. Но и он не сумел настоять на своем вполне разумном мнении. Пунктуальный Бек, бывший начальник генерального штаба сухопутных войск, генерал-полковник в отставке, неукоснительно требовал письменной фиксации всех шагов, предпринимаемых заговорщиками. Он был в высшей степени заражен чисто немецкой манией документально отражать каждый шаг, каждое высказывание. Последствия оказались ужасными!
Тщательно хранился любой отчет, любая бумажка. Если бы все эти документы были обнаружены, то тело заговора без всяких покровов оказалось бы на анатомическом столе.
Но старый Бек требовал документальных подтверждений. В случае удачного восстания он желал иметь в руках все доказательства для немецкого народа, насколько рано оппозиция начала действовать против Гитлера. Ему хотелось, чтобы он был в состоянии досконально продемонстрировать грехи режима; всю деятельность оппозиции следовало представить общественности документально.
Удар был ужасным. Этот внезапный переход от свободы к четырем стенам одиночки. Однако вскоре мысли Догнаньи пришли в порядок. Что ему могут инкриминировать? Что о нем знают?
Карандаши Остера исследовались в криминалистическом институте, гордости Небе. Пробы графита с «вероятностью, граничащей с уверенностью» показали, что конфискованная записка была помечена Остером.
Большое «О» Остера означало, что Бек одобрил содержание записки.
Поскольку на записке стояло имя доктора Мюллера, он был также арестован.
Доктор Рёдер сразу же начал допросы.
Вопросы фон Догнаньи:
– Что означает содержание этой записки с именами Бонхёфера и доктора Й. Мюллера?
– Это «Регламент», с которым были ознакомлены адмирал и генерал Остер. С помощью такого простого «Регламента» мой свояк Дитрих Бонхёфер должен был в Риме через Ватикан прощупывать Запад. (На самом деле Бонхёфер никогда не имел контактов с Ватиканом.)
– Значит, государственная измена, – полагает Рёдер, который вообще был настроен недоверчиво и – не имея какой-либо точной информации – напал на верный след.
– И речи не может быть о государственной измене, – возражает Догнаньи. – Это не что иное, как прощупывание; абвер должен
Затем допрашивают Остера. Генерал попросту отрицает свою карандашную пометку на «Регламенте»:
– Я никогда не видел этой записки!
Канарис приходит в негодование, когда ему задают вопросы.
– Мне ничего не известно о направлении Бонхёфера и доктора Мюллера в Ватикан.
Доктор Рёдер:
– А как получилось, что из семи евреев, которым разрешили выезд, вы сделали пятнадцать?
Канарис возбужденно отвечает:
– Ко всей этой еврейской истории я не имею никакого отношения. Этим все время занимался Догнаньи.
– Среди изъятых документов имеется также указание на поездку в Швецию Дитриха Бонхёфера и графа Мольтке.
Канарис утвердительно кивает:
– Остер и я отправляли Мольтке и Бонхёфера в ознакомительную поездку в Швецию. Они должны были там прощупать деятельность англичан. Остатки шведской валюты вы нашли в сейфе Догнаньи. Граф Мольтке привез исключительно важную информацию из Стокгольма.
– Если информация была столь важной, – полагает Рёдер, – то у вас должен быть отчет по этой поездке. Я хотел бы на него взглянуть.
Канарис пожимает плечами:
– Мне лишь известно, что дело было очень важным. Но об отчете я что-то ничего не припоминаю.
Доктор Рёдер скребет подбородок:
– Весьма странно. Но должны же быть хотя бы счета по этой командировке в Швецию.
– Поездка была совершена на судне из Штеттина в Швецию, – уклоняется от ответа Канарис.
– Я имею в виду не маршрут, а финансовый отчет по поездке, – наседает Рёдер.
Канарис промолчал.
– Другой момент, господин адмирал. Отдел Z не имеет права никого освобождать от воинской повинности. Как вышло, что семеро пасторов протестантской церкви были освобождены от военной службы?
Канарис бросает сердитый взгляд из-под кустистых бровей на главного военного судью, палец его скользит по бородавке на шее – признак крайнего возбуждения.
– Об этом мне ничего не известно; это сделали Догнаньи и Остер за моей спиной. Они обманули меня.
После этого снова допросили Догнаньи. Он настаивал на том, что ватиканский «Регламент» был составлен им, Бонхёфером и доктором Мюллером. Канарису было известно о записке, и Остер видел ее, ведь он поставил на ней свою отметку.
Тогда, наконец, Канарису, Остеру, Догнаньи и Мюллеру устроили очную ставку. Рёдер сказал:
– Я собрал вас, чтобы дать всем возможность высказаться относительно диаметрально противоположных показаний по поездке Бонхёфера и протоколу Остера.
Канарис пускает слезу.
– Вы мне не верите?
– Герр адмирал аттестовал мне остальных господ как своих честных сотрудников. Если верить вам, то мне остается предположить, что эти господа дали неверные показания.
Канарис настаивает, что он ничего не знал.