Трагедия царя Бориса
Шрифт:
Бояре задумали ударить по самому больному и уязвимому месту в царской семье. Царица Ирина долго не могла забеременеть и родить наследника. Стали все поговаривать, что она бесплодна.
На княжеском подворье Мстиславского в конце седмицы собралось несколько бояр-заговорщиков, для того чтобы как можно больше ослабить власть царского шурина. Бояре сидели в трапезной за богато накрытым столом, который ломился от блюд, вин и медов. Степенные мужи, поглаживая свои бороды, неспешно обсуждали последние события и решали, как им жить дальше. Никто не хотел при дворе власти
Гости с удовольствием отведали кушанья хозяина, выпили по доброй чарке вина, разговаривая меж собой вполголоса.
Наконец, громко заговорил хитрый, изворотливый и коварный Василий Шуйский:
– А что, бояре, доколе мы будем терпеть этого выскочку Годунова?
– Придется пока терпеть, вон как он расправился с Головиными. И вы хотите того же, – ответил за всех боярин Колычев, поглаживая черную с проседью бороду, и добавил: – Выходит, не так-то просто нам его сковырнуть, как-никак шурин государя, а сестра его, царица Ирина, большое влияние оказывает на Федора, и как ни крути, с этим приходится считаться. Государь слушает Годунова.
– Лихо он нашу Думу подсек с Головиными-то… – подал голос хозяин.
– А я ведь неоднократно предупреждал Петра Головина. Всегда ему говорил: перестань воровать, особенно из государевой казны. А он только похохатывал, отвечал: «А я делаю так, что им и в голову не влезет, особенно теперь, когда болеет царь, и в государстве нет доброго царя», – заметил Шуйский.
– Похохатывал-похохатывал да допохохатывался, что попал как кур во щи и нас всех подвел, – вмешался в разговор Колычев.
– Надо заметить, бояре, и зарубить себе на носу впредь и навсегда, что Борис Годунов – довольно хитрый и изворотливый противник, и со счетов нельзя скидывать ничего. Во-первых, при дворе и даже среди ваших слуг у него везде глаза и уши. Поэтому языки свои не распускайте, ведите разговоры против царского шурина с остережением, – опять вступил в разговор Василий Шуйский, а затем продолжил: – У Годунова есть одно слабое место. Тут пришла у меня одно хорошая мыслишка, если мы ее осуществим, то под корень отрубим Бориску от престола, и власть его на этом кончится.
– Так говори же скорее, не тяни за душу, – заторопил Шуйского Мстиславский.
– Царь Федор ведь уже давно живет с царицей Ириной, а детей у них до сих пор нет. Кто же унаследует престол? Ведь Федор слаб здоровьем, а в случае чего, кто же займет царский трон? – вкрадчиво заговорил Шуйский.
– А ведь и правда, бояре! Это для нас может сыграть хорошую услугу по отстранению Бориса от трона! Только как мы это сделаем? – подал голос Мстиславский.
– Надо, бояре, писать грамоту и бить челом перед царем Федором, чтобы он развелся с Ириной, и предложить ему взять в жены дочь боярина Мстиславского. Я думаю, митрополит нас поддержит, – предложил Шуйский.
Мстиславский вначале засмущался, но потом вдруг
– А что, бояре, дочь моя красавица, совершенно здоровая девица, и я уверен, что она народит нашему царю Федору здоровых детей.
– Так-то оно так, только вы все знаете, что Федор женился на Ирине по большой любви. Он безумно любит свою жену и никогда на это не согласится, – засомневался князь-боярин Воротынский.
– Надо сделать так, чтобы он согласился. Надо будет что-то придумать, – подал голос боярин Колычев.
– Только как? – с боязнью в голосе спросил Мстиславский.
– Надобно пустить слух, что Годунов, ради того, чтобы царица родила наследника при живом муже, желает сосватать за Ирину австрийского герцога-католика, а в случае неудачи – бежать к английским протестантам, – высказал свою идею Шуйский.
– Да это же глупо и нелепо выглядит, бояре! – возмутился Воротынский.
– Чем нелепее слухи, тем им больше верит народ, – успокоил Воротынского Шуйский.
Василий Шуйский полушутя-полусерьезно обратился к Мстиславскому:
– Я бы, Иван Федорович, на твоем месте пригласил его в свой дом, мы бы помогли его уходить.
Князь побледнел и, заикаясь, спросил:
– К-к-как это уходить? Не буду я такой грех на душу брать!
Василий усмехнулся и с укором сказал:
– Эх ты, Иван Федорович, Иван Федорович, напрасно ты так. А вот если у Годунова появится причина убрать тебя со своего пути, то он, не задумываясь, перешагнет через твой труп.
Бояре все притихли, молча слушали диалог между князьями.
– А что, Иван Федорович, и правда, зови этого управителя домой, мы уж тут найдем, как его прибрать к рукам.
В это время послышался скрип двери. Бояре, услышав этот звук, притихли. Колычев вскочил с места, подошел к двери, приоткрыл ее, огляделся вокруг, затем, сев на место, произнес:
– Никого нет, наверно, сквозняком приоткрыло дверь.
Иван Петрович Шуйский обратился к Мстиславскому:
– Все ли слуги у тебя надежны, не донесут ли они Годунову о наших разговорах? Не дай Бог, Годунов узнает о наших думках, тогда, бояре, большая беда будет.
Иван Федорович всех успокоил:
– Слуги и холопы, которые у меня на подворье, все надежные и проверенные. Тем более, когда они накрыли нам стол, я велел им всем удалиться в свои каморки и не совать сюда свой нос. А кто ослушается, тот получит по сто плетей на конюшне. Так что, бояре, нам нечего опасаться.
В это время Еремей, соглядатай Годунова, незаметно выскользнул в свою каморку, где он проживал как слуга и холоп князя Мстиславского. Он не боялся, что его заметят и дадут сто плетей за то, что он без веления боярина подошел к двери трапезной и слушал разговоры гостей. На то у Еремея были основания так себя вести. Когда он был еще маленьким, его отца забили до смерти кнутами на конюшне по распоряжению боярина Мстиславского. Мать же его с горя наложила на себя руки. Еремей вырос на подворье у боярина, питаясь объедками с княжеского стола, выполняя черные работы по хозяйству.