Трагедия и доблесть Афгана
Шрифт:
Именно Юрий Владимирович Андропов раньше других из политического руководства понял свою ошибку и бесперспективность участия Советского Союза в «афганской войне». Он мучительно искал выход, как достойно выйти из этой войны.
Как писала газета «Таймс» 3 марта 1983 г., Андропов реально готовил пути для возможных дипломатических шагов в Афганистане, впервые официально признав в печати то, о чем раньше говорили шепотом: что «наши ребята в Афганистане гибнут от пуль повстанцев и что силы сопротивления настолько мощны и опытны в ведении боевых действий в горах, что в состоянии эффективно действовать против советской пехоты и танков».
Хорошо информированный журналист Селиг Харрисон в статье «Анатомия афганских переговоров», к примеру, констатировал: «В Исламабаде
Перед апрельским раундом 1983 г. Перес де Куэльяр и Кордовес имели встречу с Андроповым, который уверил их, что готов предпринять «определенные шаги», но сомневается, что Пакистан и США поддержат предложение ООН. Подчеркивая важность второго раздела соглашения, касающегося невмешательства, он сказал де Куэльяру, что благодарит Кордовеса за то, что тот «понимает всю важность для нас этой проблемы». Их часовая беседа 28 марта была посвящена исключительно афганской проблеме, заявил позднее Кордовес. «Он закончил свою речь, подняв руку и загибая пальцы, перечисляя причины, по которым Советский Союз стремится как можно быстрее решить афганский вопрос. Конфликт отрицательно сказался не только на отношениях с Западом, но и с социалистическими и арабскими странами и странами «третьего мира». И в конечном итоге, отметил он, это сказалось на внутренней жизни нашей страны, нашей политике и экономике».
19 мая 1983 г. советский посол в Пакистане Смирнов официально подтвердил стремление СССР и Афганистана «назначить сроки вывода контингента советских войск». Однако в ходе третьего раунда переговоров 17–24 июня 1983 г. Пакистан и США тормозили принятие конструктивных решений. По мнению американцев, шансов на прекращение военных действий в Афганистане путем переговоров тогда не было и миссия Кордовеса результатов дать не могла. Это объяснялось тем, что советско-американские отношения еще больше ухудшились после того, как советской ракетой был сбит южнокорейский авиалайнер в сентябре 1983 г. Конфронтация усиливалась, и интересам США отвечала возможность под прикрытием ООН и других международных организаций оказывать политическое давление на СССР, представляя его через средства пропаганды в выгодном для себя свете. Они, естественно, как говорится, на все сто процентов использовали такую возможность.
После госпитализации 30 сентября 1983 г. Юрия Владимировича Андропова советские дипломаты стали проявлять гораздо меньше интереса к поддержке предложений ООН. Кордовес передал свой проект в Москву и Вашингтон, но не получил ответа. Официально госдепартамент США упоминал только «о диалоге в ООН».
Сейчас, конечно, можно только сожалеть о том, что США не хотели поверить в искренность заверений Андропова в 1983 г. о его готовности представить 8-месячную программу вывода советских войск. Если бы Якуб Хан заключил двустороннее соглашение с Кабулом, то эта программа была бы прямо вписана в него, но, видимо, тогда еще для этого не созрели необходимые условия.
После прихода к власти в СССР К. У. Черненко переговорный процесс по Афганистану на некоторое время как бы заморозили, хотя война там принимала все более крупные масштабы.
Советские солдаты — главная сила в борьбе с моджахедами
Наши солдаты и офицеры воевали в Афганистане со все возрастающим напряжением. Во многом их действия были успешными. Сказывался опыт боевых действий предыдущих лет, учет ранее допущенных ошибок. Но учились и моджахеды. Причем если советские воины по истечении двух лет пребывания в Афганистане возвращались на Родину, то мятежникам некуда было идти со своей земли, и они продолжали борьбу, все время совершенствуя под руководством иностранных советников боевое мастерство. У нас же «ветераны» уезжали в Союз, а по замене присылали необстрелянных офицеров и молодое пополнение — солдат и сержантов.
Конечно, советское военное командование предпринимало меры пятого, чтобы максимально
В целях упорядочения системы ввода в строй прибывающего пополнения, быстрого и качественного освоения им должностных обязанностей была издана директива командующего ТуркВО № 15/091 от 12 июня 1983 г., которая требовала: расстановку личного состава проводить только по специальностям; не допускать комплектования отделений, экипажей и расчетов военнослужащими одного года призыва и одной национальности; боевые подразделения укомплектовывать в первую очередь. Категорически запрещалось отрывать личный состав от занятий и привлекать его к несению боевой, караульной и внутренней службы до окончания первоначальной подготовки. Устанавливался порядок проведения этих занятий, осуществлялся дифференцированный подход в зависимости от того, какую задачу выполняли военнослужащие, или местоположения подразделений. Особое внимание уделялось обучению обращения с оружием, передвижения на машинах и бронетехнике, преодоления мино-взрывных заграждений.
В дальнейшем уже в ходе боевых действий приходилось постигать науку побеждать, а она давалась кровью. В отрядах же мятежников оставались закаленные в боях воины. И этот разрыв в подготовке с каждым годом увеличивался.
Бесспорно, были и успехи, но они по-прежнему не закреплялись другими «мероприятиями», и по истечении некоторого времени все возвращалось на круги своя. Об этом все знали, но ничего «придумать» не могли, чтобы как-то поправить дело. Имели место и недостатки при проведении операций и рейдов. Бывали и нелепые, досадные случайности и просчеты. Трудными были 1983–1985 гг., на них как раз пришелся пик военных действий, тогда же у нас были и самые большие потери.
Вот как, к примеру, вспоминает 1983 г. в ДРА офицер С. Казакпаев:
«Я сейчас майор и учусь в академии; через год мне будет тридцать. А тогда я был лейтенантом, мне едва исполнилось 22 года, и воевал я на той самой войне, участие наших войск в которой объявили ошибочным, а кое-кто и преступным.
В восемьдесят третьем, когда я там воевал, когда дышал жгучим афганским воздухом и, глотая слезы, прощался с павшими товарищами, были иные критерии: мы не рассуждали особо, зачем мы здесь, мы выполняли приказ Родины и искренне считали себя интернационалистами. Душманы были для нас не «обманутыми декханами», а врагами, жаждущими тебя убить. И — преступниками, предателями, достойными праведного суда, а то и высшей меры, мы считали тех из бывших наших, кто переметывался, порой с оружием, на их сторону. Вывод войск, перестройка, время, милосердие, «рост сознания народа» и депутатские съезды уравняли их с нами. И бывших «интернационалистов» — наркоманов или «не пожелавших умереть в 20 лет», выживших в душманском стане или на западных харчах и марихуане, встречают в Союзе так же, как всех тех, кто выходил по знаменитому Термезскому мосту.
За те два года, когда я воевал в чужой стране, в 1983–1984 гг., были убиты и скончались от ран и болезней 3789 наших ребят, из них 515 офицеров. Я был ничем не лучше их, не неуязвимее и мог бы разделить их участь. И беду павших раньше. Повезло. Но мне суждено было запомнить, запечатлеть в памяти навечно облик моей смерти — в том бою, когда глаза ее смотрели на меня в упор, я даже видел, как душман убивает меня.
И по сей день каждая мелочь, каждое мгновение той ночи живет во мне, словно случилось это час назад.