Трагедия закона
Шрифт:
— Да-да! И что же?
— Видите ли, милорд, у нас есть некоторые основания полагать, что оно могло исходить от человека по фамилии Хеппенстол. Вероятно, вашей светлости памятно это имя…
— Хеппенстол! Да, конечно! Хеппенстол! — пробормотал судья, не глядя на Главного констебля; лицо его приняло страдальческое выражение, предполагавшее крайнюю неприязнь к этому имени и его носителю.
— Нам известно, что он был в городе вчера и позавчера, — поспешно продолжил Главный констебль. — Согласно требованиям условно-досрочного освобождения, он обязан отмечаться в полиции.
— Тогда почему вы не можете что-нибудь предпринять? —
— Конечно, милорд, я прекрасно это понимаю. Но, к несчастью, в настоящий момент мы его потеряли. Очень трудно уследить за человеком при нынешней светомаскировке, да к тому же в момент, когда большая часть моих людей выполняет специальное задание, связанное с сессией выездного суда. Так или иначе, что есть, то есть. Этот человек на свободе, и мы не можем не испытывать беспокойства.
— Мне кажется, это я должен испытывать беспокойство, — сказал судья с коротким лающим смешком.
— В том-то и дело, милорд: мы хотим оградить вас от всякого беспокойства. Разумеется, то, что нормальный человек, намеревающийся совершить насильственное преступление, не оповещает об этом заранее, — аксиома. Но этот человек после тюремного заключения стал не совсем нормален. Во всяком случае… во всяком случае, в том, что касается этой его конкретной обиды, если вы следуете за развитием моей мысли, милорд.
По выражению лица Барбера было очевидно, что он следует за ним неотступно и что путешествие это ему отнюдь не нравится.
— Ну и?.. — спросил он.
— Я только позволил бы себе предположить, милорд, что в сложившихся обстоятельствах было бы разумно обеспечить вам полицейскую охрану — конечно, в добавление к обычному эскорту, сопровождающему вас в суд и обратно. Например, в вашу здешнюю резиденцию совсем не трудно проникнуть. Я бы хотел поставить одного своего человека при входе, а другого — у черного хода. Их присутствие вас не обременит; если пожелаете, они будут в штатской одежде. Кроме того, если ваша светлость захочет совершить прогулку после окончания слушаний, было бы нелишне, чтобы мой человек сопровождал вас, просто на всякий случай…
— У меня есть мой маршал, — возразил судья.
Выражение лица Главного констебля явно и откровенно дало понять, что он не слишком высокого мнения о маршалах.
— У меня было бы спокойней на сердце, если бы вы были обеспечены еще и полицейской защитой, — сказал он. — В конце концов, речь ведь идет всего об одном или двух днях, а я несу за вас полную ответственность. Если, не дай бог, что-нибудь случится…
— Ладно, коли вы считаете это необходимым. Точных доказательств того, что нелепое письмо, которое я получил, действительно написано этим человеком, у вас, конечно, нет?
— Ни малейших, милорд. Но это совпадение, мимо которого мы не имеем права пройти. Очень надеюсь, что мы ошиблись. Вполне вероятно, что мы больше ничего о парне и не услышим.
В этот момент Сэвидж вошел в комнату и почтительно напомнил, что его светлости пора одеваться для исполнения своих судебных обязанностей. Главный констебль поспешил откланяться.
Петтигрю объявился в резиденции, когда Барбер еще обсуждал дело с Главным констеблем. Он спросил, где находится Маршалл, и нашел молодого человека в состоянии душевной депрессии.
— Значит, судья держит сейчас совет с шефом полиции, не так ли? — весело спросил он. —
— Насколько я понимаю, задача состоит именно в этом, — с неожиданной горечью подтвердил Дерек.
— А разве не все так понимают задачу? — сказал Петтигрю. — Мне казалось, что именно вы ее поставили, когда вчера вечером предложили констеблю связаться со своим начальством.
— Я? Я просто хотел как можно скорей убраться с места происшествия. Мне претит идея замалчивать что бы то ни было.
— Но, дорогой друг, провозглашать подобные вещи на кровлях [21] не годится. Вы не можете не понимать этого.
— Ничто не следует замалчивать, — упрямо повторил молодой человек. — В конце концов, если существует такая вещь, как правосудие…
— Боже милостивый! Если вы собираетесь стать юристом, такие мысли неуместны, — укоризненно воскликнул Петтигрю. — Боюсь, вы страдаете идеализмом.
— Да, я идеалист и не стыжусь в этом признаться, сэр.
— Прошу вас, не называйте меня «сэр», от этого я чувствую себя еще старше, чем есть на самом деле. Но если серьезно, как вы это себе представляете? Вы считаете допустимым, чтобы королевский судья предстал перед местными крючкотворами по обвинению в нарушении правил, предусмотренных «Актами о дорожном движении»?
21
Библейское выражение, означающее «провозглашать во всеуслышание, кричать на всех углах».
— Ну… в общем, да. Не вижу причин делать для него исключение потому лишь, что он судья.
Петтигрю покачал головой.
— Это неправильно, — сказал он. — Разве вы не понимаете, что вся система зиждется на том, что к судьям относятся не так, как рядовым гражданам? Это может дурно влиять на них как на индивидуумов и делать наиболее слабохарактерных представителей братии чванливыми и самонадеянными, но для отправления правосудия в целом это важно, вот почему мы должны сделать все, чтобы замять дело. Что меня действительно интересует, — продолжил он, — так это существует ли суд, правомочный привлекать к ответственности судью за правонарушение, совершенное во время выездной сессии. Видите ли, ведь предполагается, что на период ассизов он является эквивалентом самого короля, а король не может совершить ничего противозаконного, но, насколько я знаю, на практике такой вопрос никогда не вставал. Никому никогда не хватало смелости возбудить дело при подобных обстоятельствах.
— Полагаю, что ни у какого судьи таких обстоятельств прежде и не возникало, — выразил надежду маршал.
— Бога ради, не прекраснодушничайте! Судьи и в прошлом во время ассизов совершали самые чудовищные поступки. Разве вы никогда не слышали историю о судье… — И он выдал целую обойму скабрезных анекдотов, которые шокировали Дерека, хотя он и не смог удержаться от смеха. — А мораль всего этого такова: не выноси сор из избы! — заключил Петтигрю. — Ни одна из этих историй никогда не просочилась наружу. Последняя из только что рассказанных мною вообще до настоящего момента никому не была известна, потому что я ее выдумал, чтобы вас развеселить. А теперь, возвращаясь к нашему случаю, могу я просить вас о любезности и рассчитывать, что вы будете держать рот на замке ото всех без исключения?