Трагическая связь
Шрифт:
Но я все равно ценю это.
Феликс опускается на колени по другую сторону от Нокса, оглядывая его тело с той отстраненной расчетливостью, которая должна быть у Целителя, даже если он смотрит на того, кого считает своим другом. Он полностью отделяет себя, чтобы быть объективным в этом вопросе и произвести расчет.
Мне приходит в голову, что я на самом деле не знаю, обменивались ли эти двое когда-либо словами.
Нокс однажды сказал, что доверяет ему, но это не обязательно означает, что у них были хорошие отношения или они вообще разговаривали друг с другом. Все это бесполезная информация,
То, что мой Привязанный мертв, к таким вещам не относится.
Феликс качает головой, его глаза все еще сканируют тело Нокса. — Я не могу исцелить труп. Я уже знаю это, и Оли… Я также знаю, что мой Дар даже не попытается исцелить труп, поэтому я не могу просто… попробовать это для тебя. Мне так жаль.
Мне хочется блевать.
Хочется извергнуть то немногое, что осталось в моем желудке от его грубых, но нежных слов, но мои узы, кажется, считают, что это возможно, и я не могу игнорировать это. Я не могу, даже если бы хотела, потому что от этого может зависеть жизнь Нокса.
Я должна надавить.
Смотря на Феликса с минуту, я быстро принимаю решение. Он всегда хранил мои секреты, даже до того, как мы узнали, что он — Связной Сейдж. Этот парень исцелял меня дюжину раз, прежде чем кто-либо узнал о моем Даре или об узах, которые живут внутри меня. Он знал о глубине моих способностей и о том, что растет внутри меня, задолго до всех остальных, и никому не сказал ни слова.
Я делаю глубокий вдох, а затем совершаю прыжок веры, доверяя ему поступать так, как он всегда поступал раньше, доверяя, что он поверит мне, каким бы чертовски безумным все это ни было. Я протягиваю руку и беру его за руку, не обращая внимания на то, что все взгляды в комнате устремлены на нас. Феликс на мгновение хмурится, особенно когда я крепко сжимаю его руку, но когда я ободряюще киваю ему, его глаза вспыхивают белым светом, и его Дар затопляет меня.
Мои узы испытывают облегчение от того, что он наконец-то в нашем присутствии, и с радостью показывают ему путь к нашему секретному грузу, освещая его, как маяк, чтобы провести его в глубины моего желудка, где прячется душа Нокса, в целости и сохранности.
Рука Феликса вырывается из моей, когда он ахает, его глаза все еще белые. Открыв свои, я смотрю на него, мои глаза полностью противоположны его, в которых нет пустоты.
Затем, не колеблясь, он наклоняется, чтобы задрать рубашку Нокса.
Мне хочется плакать от облегчения, я зажмуриваюсь, когда чувствую, как Дар Феликса покидает мое тело и прокладывает себе путь внутрь пустой оболочки Нокса.
Кажется, я единственная, кто чувствует это.
— Ты не можешь исцелить труп, Дэвенпорт! Прекрати сейчас же, или я лишу тебя медицинской лицензии, — кричит Пэйн, и мои узы яростно поднимаются в груди, так близко к тому, чтобы протянуть руку и уничтожить его.
Но Феликс огрызается, прежде чем это происходит: — Это не труп, это сосуд, — и прижимает руки к липкой, белой, мертвой коже Нокса чуть сильнее, словно пытается
Мне все еще не нравится, когда к нему так прикасаются.
— Сосуд? Что, блядь, это вообще значит? — огрызается Атлас, и мои узы поворачивают мою голову, чтобы посмотреть на него.
Они говорят, используя мой голос, но нет сомнений, чьи это слова. — Я не потеряю своего Привязанного. Он должен починить сосуд.
Грифон поворачивает голову ровно настолько, чтобы посмотреть на меня, и мы с узами командно наблюдаем, как пазл в его мозгу медленно складываются воедино. Он ругается себе под нос. — У тебя его душа. У тебя его душа, а Феликс должен исцелить тело Нокса, чтобы ты могла поместить ее обратно.
Мои узы снова заговаривают: — Я не потеряю своего Привязанного.
Очевидно, что Пэйн — единственный человек в комнате, который не понимает, что значит, что мои узы говорят, и снова пытается остановить Феликса. — Дэвенпорт, я только что сказал тебе…
Феликс прерывает его. — Лишай. Я обойдусь без медицинской лицензии, и буду работать исключительно на группу Привязанных Дрейвена и на свою собственную, потому что я уверен, что никому из них не будет дела до того, что я игнорирую тебя и чиню гребаный сосуд.
Атлас немного подается вперед, чтобы посмотреть на светящиеся руки Феликса там, где они встречаются на груди Нокса. — Ты сможешь это сделать? Ты действительно думаешь, что сможешь его починить? Черт, это безумие, что вообще такое сосуд?
Я вижу, что Феликс пытается протолкнуть свою силу в тело Нокса, но у него мало что получается. — Я называю его так, потому что узы Оли называли его так. Я не понимаю семантики этого, но ее узы в настоящее время удерживают душу Нокс внутри нее, сохраняя ее живой и невредимой, и нам нужно починить сосуд, чтобы поместить ее обратно в него.
И снова все взгляды в комнате обращены на меня, но все, на чем я могу сосредоточиться, — это свечение вокруг его рук, которое, кажется, сейчас не распространяется и не оказывает особого действия.
Может быть, уже слишком поздно?
— Ты можешь это сделать, Феликс? — спрашиваю я, и хотя мои узы все еще контролируют меня, нет никаких сомнений, что в данный момент это мой голос исходит из моего тела.
Он тяжело сглатывает. — Не знаю. Это правда, что я не могу исцелить труп, но поместить душу Нокса обратно, прежде чем мы исцелим некоторые повреждения… Я не знаю, Оли. У меня нет в этом никакого опыта, и я импровизирую, но… Я должен попытаться.
Это очень разумные слова, и я не могу с ними поспорить.
Чем дольше мы наблюдаем, как он изо всех сил пытается заставить свою силу делать то, чего он от нее хочет, тем больше расстраиваются мои узы, пока, наконец, я не чувствую, как они снова отпускают контроль над моим телом, возвращаясь в яму моего живота.
Я чувствую, как мое сердце разрывается в груди, как будто это физическая вещь. Думать о том, что мы подошли так близко к тому, чтобы вернуть его, и потерпели неудачу, когда все в комнате наблюдали за нами и знали, что мы пытались сделать, — это неописуемая боль. Высохшие было слезы снова начинают течь по моим щекам.