Трагический эксперимент. Книга 4
Шрифт:
Но у них была длинная и непростая история личных взаимоотношений… Будучи в эмиграции, Ленин и Троцкий поносили друг друга последними словами. Но в 1917 году они смогли забыть личные обиды и преодолеть прежние конфликты ради общего политического интереса. Собственно, в этом умении и заключается талант настоящих политиков.
Было ли между ними соперничество? Довольствовался ли амбициозный и честолюбивый Троцкий ролью второго человека в партии? У них было определённое разделение ролей в революционном движении 1917 года. Троцкий был яркий митинговый оратор, который мог выступать перед огромной
Конечно, широким массам больше был известен Троцкий, а в партии непререкаемым авторитетом был именно Ленин. Но Троцкий не претендовал на верховное лидерство в большевистской партии вместо Ленина.
Американский историк Ричард Пайпс писал, что, пока Ленин скрывался в Финляндии, именно Троцкий возглавил подготовку к вооружённому восстанию. И возникает вопрос, чья роль в организации захвата власти в октябре 1917 года была более существенной – Ленина или Троцкого?
Эпоха Февраля была слишком недолгой, чтобы демократические традиции укоренились. Для этого требуются не месяцы, а десятилетия. К октябрю семнадцатого все были подавлены, измучены, истощены. Страна не выдержала испытание свободой.
За несколько дней до Октябрьской революции Леонид Красин обрисовал ситуацию в столице:
«Питер поражает грязью и какой-то отрешённостью, запустением. Улицы и тротуары залиты жидкой грязью. Питер имеет вид города если не оставленного жителями, то, во всяком случае, населённого пришельцами, настолько мало заинтересованными в каком-либо благоустройстве, что они не считают нужным делать самого элементарного ремонта.
По погоде настроение у толпы более кислое и злое, чем летом, да и в политике идёт какая-то новая анархистско-погромная волна. Испуганные обыватели с трепетом ждут выступления большевиков, но преобладает мнение, что у них ничего не выйдет».
31 октября (по новому стилю) 1917 года член ЦК партии большевиков Лев Каменев опубликовал в газете «Новая жизнь», издававшейся Максимом Горьким, заметку, в которой говорилось: «Взять на себя инициативу вооружённого восстания в настоящий момент, при данном соотношении общественных сил, независимо и за несколько дней до съезда Советов было бы недопустимым, гибельным для дела революции и пролетариата шагом».
В феврале 1917 года численность партии большевиков составляла всего 24 тысячи человек – в стране со 150 миллионным населением. К апрелю увеличилась до 150 тысяч. К ноябрю – до 240 тысяч. Несмотря на бурный – в десять раз! – рост, всё равно это была крайне малочисленная партия.
Вот почему два влиятельных большевика Григорий Евсеевич Зиновьев и Лев Борисович Каменев на заседании ЦК в октябре проголосовали против захвата власти. Остальные члены ЦК их не поддержали.
На следующий день после заседания Зиновьев и Каменев оповестили ЦК, что поскольку они остались в меньшинстве при голосовании, то считают своим долгом обратиться с письмом к московскому, петроградскому комитетам и областному финскому комитету партии
Возник вопрос об исключении Зиновьева и Каменева из состава центрального комитета партии. Кстати, Сталин был против! В протокол занесли его слова: «Исключение из партии не рецепт, нужно сохранить единство партии; предлагает обязать этих двух товарищей подчиниться, но оставить их в ЦК».
Он вступился за людей, которых потом сладострастно унизит и уничтожит. Этот эпизод, сталинская примирительная позиция в октябре семнадцатого, свидетельствует о том, что палачами не рождаются, а становятся, когда создаются условия для беззакония.
А ведь Зиновьев и Каменев были, пожалуй, недалеки от истины, когда в своём знаменитом заявлении писали: «Говорят: 1) за нас уже большинство народа в России и 2) за нас большинство международного пролетариата. Увы! – ни то, ни другое неверно. <…> В России за нас большинство рабочих и значительная часть солдат. Но всё остальное под вопросом. Мы все уверены, например, что если дело теперь дойдёт до выборов в Учредительное собрание, то крестьяне будут голосовать в большинстве за эсеров».
Они считали, что надо постепенно завоёвывать массы на свою сторону и отстаивать правоту своих идей в Учредительном собрании, которое будет представлять интересы всего народа России.
Но Ленин не хотел ждать созыва Учредительного собрания! Понимал: на выборах большинство депутатских мандатов достанется другим партиям. Потому и требовал взять власть до начала работы Учредительного собрания.
Осенью семнадцатого года многие считали, что большевики – меньшинство! – не имеют права единолично управлять страной. Им следует вступить в коалицию с другими социалистическими партиями, чтобы опираться на большинство населения. Но Ленин не желал делиться властью и идти на компромисс с другими партиями.
Сталинские историки назвали потом Зиновьева и Каменева предателями, уверяли, будто они выдали план октябрьского восстания и едва не погубили революцию. Так это обвинение и осталось в истории…
На самом деле большевики готовились взять власть и открыто об этом говорили. За десять дней до взятия Зимнего дворца, 15 октября, «Петроградский листок» писал: «Вчера в цирке „Модерн“ при полной, как говорится, аудитории прекрасная Коллонтай читала лекцию. „Что будет 20 октября?“ – спросил кто-то из публики, и Коллонтай ответила: „Будет выступление. Будет свергнуто Временное Правительство. Будет вся власть передана Советам“, – то есть большевикам».
За день до Октябрьской революции глава Временного правительства Александр Керенский выступал в Мариинском дворце перед Советом республики – это был так называемый предпарламент, образованный представителями различных партий и общественных организаций. Совет республики должен был действовать до созыва избираемого всем народом Учредительного собрания.
Большевики открыто готовились совершить государственный переворот и взять власть. Керенский назвал действия партии Ленина предательством и изменой государству. Он сказал, что распорядился начать судебное следствие и провести аресты. Поздно!