Трагический эксперимент. Книга 5
Шрифт:
«Сегодня во время чая вошло 6 человек, вероятно – областного совета, посмотреть, какие окна открыть? Разрешение этого вопроса длится около двух недель! Часто приходили разные субъекты и молча при нас оглядывали окна» – из дневника Николая.
Только к концу июля одно из окон наконец открыли. «Такая радость, наконец-то, восхитительный воздух и одно оконное стекло, более не замазанное побелкой», – написал в дневнике Николай. После этого арестантам запретили сидеть на подоконниках. Не хватало кроватей, сёстры спали на полу. Обедали все вместе, причём не только со слугами, но и с красноармейцами. Они были грубы: могли залезть ложкой в миску с супом и сказать: «Вас всё-таки ещё
Вермишель, картошка, салат из свёклы и компот, – такая еда была на столе арестантов. С мясом были проблемы. «Привезли мясо на шесть дней, но так мало, что этого хватит только на суп», «Харитонов приготовил макаронный пирог… потому что совсем не принесли мяса», – отмечает Александра в дневнике.
«Я приняла сидячую ванну, так как горячую воду можно было приносить только из нашей кухни», – пишет Александра о мелких бытовых неудобствах. По её записям видно, как постепенно для бывшей императрицы, когда-то властвовавшей над «шестой частью земли», важными становятся бытовые мелочи: «огромное наслаждение, чашечка кофе», «добрые монашки присылают теперь молоко и яйца для Алексея и нас и сливки».
Продукты действительно разрешалось брать из женского Ново-Тихвинского монастыря. С помощью этих посылок большевики устроили провокацию: передали в пробке одной из бутылок письмо от «русского офицера» с предложением помочь бежать. Семья на это ответила: «Мы не хотим и не можем БЕЖАТЬ. Мы только можем быть похищены силой». Несколько ночей Романовы провели одетыми, ожидая возможного спасения.
Скоро в доме сменился комендант. Им стал Яков Юровский. Поначалу он даже понравился семье, но очень скоро притеснений стало всё больше и больше. «Нужно привыкать жить не по-царски, а как приходится жить: по-арестантски», – сказал он, ограничив количество мяса, поступавшее заключённым.
Из монастырских передач он разрешил оставить только молоко. Александра как-то написала, что комендант «завтракал и ел сыр; больше не разрешает нам есть сливки». Юровский также запретил часто принимать ванны, заявив, что на них не хватает воды. Он изъял у членов семьи драгоценности, оставив лишь часы Алексею (по просьбе Николая, который сказал, что мальчику без них будет скучно) и золотой браслет Александре – она носила его 20 лет, и снять его можно было только с инструментами.
Каждое утро в 10:00 комендант проверял, все ли на местах. Больше всего это не нравилось бывшей императрице. По этому поводу Александра Фёдоровна высказывала неудовольствие, что она не привыкла так рано вставать. «Тогда я сказал, что могу проверять, когда она будет ещё в постели. На это она заявила, что она не привыкла принимать, когда она лежит. А я заявил, что мне безразлично, как ей угодно, но проверять ежедневно должен» – из воспоминаний Якова Юровского.
Александра, кажется, тяжелее всех в семье переживала потерю престола. Юровский вспоминал, что если она выходила на прогулку, то непременно наряжалась и обязательно надевала шляпу. «Нужно сказать, что она не в пример остальным при всех своих выходах старалась сохранить всю свою важность и прежнее», – писал он.
Остальные члены семьи были проще – сёстры одевались довольно небрежно, Николай ходил в заплатанных сапогах (хотя, как утверждает Юровский, у него было достаточно целых). Волосы ему подстригала супруга. Даже рукоделие, которым занималась Александра, было работой аристократки: она вышивала и плела кружева. Дочери же стирали носовые платки, штопали вместе с горничной Нютой Демидовой чулки и постельное бельё.
Слухи об убийстве царя, появившиеся в июне 1918 года, волновали германские круги. 9 июня в Берлине помощник статс-секретаря Рейха встретился
Участившиеся слухи об убийстве царя беспокоили не только немцев, но и Ленина. В тот же день 21 июня, когда Мирбах делал свои представления Чичерину, Владимир Бонч-Бруевич, исполняя ленинское распоряжение, направил в Екатеринбург официальный запрос: «В Москве распространяются сведения, что будто бы убит бывший император Николай Второй. Сообщите имеющиеся у вас сведения. Управляющий делами Совдепа народных комиссаров Владимир Бонч-Бруевич».
Никакого ответа на эту телеграмму из Екатеринбурга не последовало, и 21 июня командующий Уральским Северо-Восточным фронтом Рейнгольд Берзин посетил Ипатьевский дом и убедился, что царская семья жива. Ленин приказал Берзину «взять под свою охрану всю Царскую Семью и не допустить каких бы то ни было насилий над ней, отвечая в данном случае своей собственной жизнью».
Свердлову удалось ввести немцев в заблуждение и в этом вопросе. За несколько дней до убийства царской семьи германский представитель на германской Украине граф Альвенслебен уверял русских монархистов, что «император Вильгельм желает во что бы то ни стало спасти Государя Императора Николая II и принимает к этому меры», что «между 16 и 20 июля (по новому стилю) распространится слух или известие об убийстве Государя; что слух этот или известие не должен будет нас беспокоить: как и слух имевший место в июне, он будет ложный, но что он необходим в каких-то целях именно Его спасения».
Этот разговор проходил накануне или даже в самый день убийства в Москве германского посла графа Мирбаха. Оно было крайне опасным для Ленина, так как немцы немедленно потребовали ввести в Москву свой батальон для охраны посольства, что на деле могло означать свержение советской власти. Скорее всего, убийство Мирбаха было непосредственно связано с подготовкой убийства царской семьи, так как требование посла кайзера о переводе государя в Москву становилось всё более категоричным. Кроме того, немцы направляли в район Екатеринбурга своих эмиссаров, шли разговоры о посылке туда же вооружённых отрядов. В ответ для немцев была состряпана ложь о перевозе Николая II в Москву, теперь уже из Екатеринбурга.
Ленин всячески стремился, во всяком случае внешне, следовать германским требованиям в отношении царской семьи. Один из соучастников екатеринбургского злодеяния, Михаил Медведев (Кудрин), в декабре 1963 года вспоминал, что 16 июля 1918-го он присутствовал на заседании областного совета Урала. На нём также присутствовал Шая Голощёкин, который рассказал о своей поездке в Москву к Свердлову. Голощёкин стремился получить санкцию на расстрел царской семьи. В этом он получил поддержку со стороны Свердлова. Однако Ленин категорически выступил против этого, потребовав вывезти царскую семью в Москву. Тем временем Свердлов, наоборот, всеми силами добивался именно противоположного решения. Генерал Михаил Дитерихс отмечал: «Ленин готов был снова продаться перед лицом создавшейся обстановки. Он признавался в неудачности произведённых опытов и в тайных заседаниях со своими клевретами откровенно считал дело проигранным, высказывая мысль, что пора уходить».