Трактат о домовых

Лой Аглаида

«Все, все, успокойся… – приговаривала Алла, заворачивая малышку в полотенце. – Обязательно надо было искупаться… Теперь у нас блошек не будет – мы их чемерицей…» – и она старательно вытирала ей шерсть.

Пока Ирена была с головой завернута в полотенце, она только протестующе мявкала. Когда же Большая кошка распеленала ее и посадила к батарее сохнуть – возмущению не было предела! Даже кошка-мать, которая таскала Ирену за шиворот и награждала за неправильное поведение

затрещинами, не бросала ее в воду. Киска встряхнулась всей своей мягкой черной шкуркой, разбросав вокруг тучу брызг, и попыталась удрать под диван. Большая кошка ее перехватила и усадила в кресло, которое перетащила к батарее. Продумано было неплохо, и мокрый, похожий на черного чертенка котенок взялся интенсивно облизываться, приводя в порядок вымокшую шубку.

«Будет, Ирена, не сердись, – уговаривала ее Алла, присев возле кресла на корточки. – Ты теперь просто красавица!.. Шерстка шелковистая, пятнышки белые… Вылизывайся пока, а я приготовлю молочную смесь… Ты ведь любишь молочную смесь?…»

Киска расчесывала шершавым язычком черную шкурку, имевшую сейчас какой-то странный привкус и запах, и одновременно слушала голос Большой кошки. Она чувствовала, что Большая кошка к ней подлизывается и хочет, чтобы ее простили. Но простить подобное обращение было совершенно невозможно. Отныне Ирена не будет дружить с Большой кошкой! Ну разве что позволит ей себя покормить…

Нитка вокруг хвоста

Когда Ирене исполнилось три месяца, она окончательно покинула телефонную коробку и переселилась в кресло возле дивана. В кухне она оставалась ночевать только в тех случаях, когда дулась на хозяйку. Кресло вполне устраивало подраставшую киску. Она с удовольствием перекочевала бы и на диван, однако Большую кошку всегда возмущали поползновения на ее место, и приходилось с этим считаться.

Чтобы котенок, постепенно превращавшийся из пухового черного комочка в подростка с длинными лапами и гладкой шерстью, не скучал, хозяйка привязала к спинке стула нитку с фантиком от конфеты. Ирена, прижимаясь к полу, подкрадывалась к ничего не подозревающему фантику, прыгала и хватала его передними лапами. Нитка пружинила, фантик вырывался, отпрыгивал – она прыгала за ним. Как считала Алла, для нормального физического и умственного развития котенку необходимы разнообразные игрушки. И нужно обязательно с ним разговаривать. Поначалу Ирена почти не обращала внимания на звуки человеческого голоса, но потом научилась отвечать мелодичным, с разнообразными интонациями мурканьем, которое уже походило на мурканье взрослой кошки.

Однажды киска сломя голову неслась мимо стула, на котором

болтался фантик, и движением воздуха нитка обмоталась вокруг ее хвоста и со всего маху отбросила назад. От боли и неожиданности она взвыла дурным голосом и тотчас превратилась в орущий и шипящий черный шар. Прибежавшая из кухни Алла растерялась и никак не могла взять в толк, что же произошло, а когда сообразила – взять Ирену голыми руками было невозможно, так она рычала и выла от страха. Пришлось накинуть на нее плед с дивана. В темноте она затихла, и нитку Алла срезала ножницами.

«Ну что ты за сатана? – успокаивающе и ласково выговаривала хозяйка, сидя на полу возле освобожденной из плена киски. – Все кошки как кошки, а ты несешься, ничего не видя! Разве же так можно?..» И она осторожно провела ладонью по ее взъерошенному загривку.

Любимой игрушкой Ирены была деревянная катушка от ниток. Она гоняла ее, словно мячик, подбрасывала, швыряла лапкой, а затем неслась следом, воображая, что это добыча. Поймав наконец удиравшую катушку, хватала ее в зубы и отдавала Большой кошке. «Почему тебе нравится таскать катушечку? Это странно, ведь ты не собачка, а кошечка, – говорила тогда Алла. – Не иначе как твой папа был сиамским котом… Ну давай, давай сюда катушечку!» И Ирена совала в руки присевшей, хозяйке любимую игрушку. Та снова кидала ее – Ирена устремлялась в погоню. И обе были страшно довольны.

Иногда к ним в квартиру приходили другие Большие кошки. Одна из них как-то подхватила Ирену на руки, стала ее тормошить и ласкать. Такого обращения кошачий подросток не стерпел и, оттолкнувшись от груди захватчицы всеми четырьмя лапами, прыгнул на пол.

– Ну и характерец! – усмехнулась полными губами Елена Сергеевна. – У моей, впрочем, тоже. Ничего не ест. Вчера утром сварила ей манную кашку, жиденькую, другую не ест. Вообрази, сидит белая кошка с кислой мордочкой над блюдцем с белой кашкой…

– А я прямо не знаю, что со своей делать, – пожаловалась Алла Михайловна. – Совсем моего авторитета не признает. Никогда мне не попадалась кошка с таким характером. Понимает, что от нее требуется – а делает по-своему. Сейчас банку ее я уже в туалет переставила. Она в нее ходит, когда банка чистая. Если же я не успею убрать – рядом наделает. Раньше я рехнусь, чем ее в унитаз приучу ходить.

– Я решила свою Марысю не ломать, В конце концов, у них инстинкт. Моя в свой тазик по-маленькому ходит, а по-большому избрала место с другой стороны унитаза – и хоть тресни! Сильным давлением можно вообще этот рефлекс перебить – тогда будет гадить, где попало.

Конец ознакомительного фрагмента.