Трактир на Пятницкой. Агония
Шрифт:
Разумно лишь одно решение: надо с гостями разобраться, повернуть их налицо, точно, абсолютно точно определить суть каждого. Милиционера руками чужими убрать, живого вывести на сейф. На сходке людям объявить, как задумано, пусть они рассказывают о Корнее, что им хочется, тронуть не посмеют.
Корней прошелся по тихому коридору, постучал в седьмой номер, никто не откликнулся, открыл — никого. Он спустился в подвал и увидел Хана, который, склонившись над тисками, работал напильником.
Сынок сидел на верстаке, курил, болтал ногами и что-то говорил. Слов его слышно не было, но, судя
Хан перебрал изготовленный инструмент, уложил в коробку, начал снимать фартук.
— Железки, похоже, для зубодера, — Сынок спрыгнул с верстака. — Я в прошлом году зубом маялся, заскочил к одному, так у него таких крючков и пилочек полный тазик. И чего делать, мучиться, когда купить можно?
Хан пожал плечами, пошел вместе с Сынком к лестнице, разглядывая на ходу длинный тонкий стержень с замысловатым крючком на конце.
— Ты молчишь, молчишь, устал я тебя развлекать, — сказал Сынок. — Может, в картишки перекинемся?
Хан усмехнулся, хлопнул Сынка по плечу, хотел ответить, как из конца коридора донесся женский голос:
— Коля? Сынок, топай сюда, разговор есть.
— Ну, извини, — Сынок развел руками и зашагал по коридору, весело насвистывая.
Только Хан вошел в номер, как дверь за спиной скрипнула, Шульц кивнул, улыбнулся натянуто, указал на кресло. Хан сел, не выказывая ни любопытства, ни беспокойства, смотрел на незваного гостя равнодушно.
— Разрешите? — Шульц взял у Хана стержень, осмотрел, попробовал на упругость. — Вам еще долго работать?
Хан забрал у Шульца стержень, ударил несильно по столу, крючок на конце отскочил.
— Вы кто будете? — Хан швырнул железку под диван. — Как говорит мой друг, я вашего имени не называл.
— Последние годы меня зовут Шульц, — Шульц взял со стола отломившийся крючок, сделал вид, что рассматривает, а сам наблюдал за Ханом, перехватив его удивленный взгляд. — Мне поручено поговорить с вами от имени хозяина заведения...
— Кто за работу платит? — спросил Хан. Шульц достал бумажник, отсчитал десять червонцев, подвинул к краю стола.
— Завтра можно сделать, если металл нужный доставите, — Хан спрятал деньги. — Нужно железо мягкое, а не перекаленное, хрупкое.
— Допустим, — Шульц кивнул. — Я распоряжусь. Меня другое беспокоит, молодой человек. Вас проверили, вы сомнения не вызываете. Как же получилось, Хан, что вы сюда сотрудника милиции привели?
— Что? Кто тут мент? Сынок, что ли? — Хан смотрел возмущенно. — Не может того быть!
— Почему? — спокойно спросил Шульц и тонко улыбнулся. — Ведь вы, простите, с ним в тюрьме познакомились? Вы по воле сего молодого человека не знали?
— Не знал, — согласился Хан. — Однако слыхал. Сынок — парень известный. К нему и в камере уважение выказывали...
— А Сынков много, — возразил Шульц. — Лично я трех знавал в разное
— Одного, — Хан опустил голову. — Сынка, верно, в последний момент пристегнули.
— Вы говорили ему, что бежать думаете?
— Нет, он сам шепнул.
— Странно, Хан, получается. Вы решили бежать, имеете поручение к самому Корнею, вам пристегивают человека, он и побег предлагает. Корней слову верен, открывает двери, а вы приводите в дом...
— Сынок предлагал конвойного убить! — вскинулся Хан, вспомнил, как дело было, и заскучал. — Он в карты знаете, как играет? Исполнитель... высшей марки, — пробормотал Хан не совсем уверенно и затих.
— Я к вам с серьезным предложением, вы извините... — Шульц развел руками. — Ведь это он мою супругу выпроводил, а если Анна по глупости в милицию позвонила? И нас, будто зверей, обложили уже? — на бледном лице Шульца выступили красные пятна. — Вы гостиницу содержите? Вы людям приют давали? Кто разрешил вам приводить в чужой дом непроверенного человека?
— Уйдем по-тихому, — пробормотал Хан. — Неужто у вас запасного выхода нет?
— Куда уйдем? — Шульц махнул рукой вяло. — Мне бежать без надобности, по своим документам живу, и власти ко мне претензий не имеют.
— А как с этим? — Хан кивнул на дверь.
— Ваша забота. Хан. Умели нагадить, умейте и подчищать за собой...
— Я на мокрое не пойду, — глухо сказал Хан.
— Ради бога, вам и не советуют, милиция своих людей не прощает. Инструмент вы завтра сделаете и уходите, потайной выход действительно имеется.
— Ну спасибо! — Хан лицом просветлел, поднялся, положил на стол деньги. — Век не забуду!
— Свои люди. Корней просил передать: через два дня люди на сходку соберутся, вам перед ними ответ держать.
— Какой ответ? — Хан попятился.
— А вы как думали? Корней заведение закрыть обязан. Вы же спалили гостиницу. Люди на нее деньги давали, им доложат: так, мол, и так.
— Смерть верная, — Хан опустил голову. Скрипнула дверь и закрылась. Он остался в номере один.
В это же время в дальнем номере, где дверь обита железом и накладные засовы, Даша и швейцар Петр беседовали с Сынком. Петр, посмеиваясь, пил чай, хитро поблескивал глазками: очень он любил изображать человека веселого и не шибко культурного.
— Я тебя уважаю. Корней, — сказал быстро Сынок. — Но ты тоже говори, да не заговаривайся. Я за Ханом увязался, это факт, признаю. Но притопал я к вам, нет ли — вам что, холодно? Степа Хан сам к вам шел, он слова к Лехе-маленькому имел. Дарья, скажи.
Даша курила не затягиваясь, баловалась больше. Глянула на Сынка, повела плечом. Что это Корней придумал такую проверку двойную? Определил ведь старик Савелий: парень наш, деловой, да и слепому видно. И разговор как складывает? Так беседовать милиционеру вовек не научиться. Корней сказал: побудь, приглядись. Она может, делать все равно нечего, только гляди на него, нет ли — одно ясно: Сынок вылитый вор-аристократ, работник по церквям и дорогим гостиницам.