Трактир «Разбитые надежды»
Шрифт:
— Закон Дикого Поля запрещает тому, у кого есть вода, отказать в глотке умирающему от жажды. Но тот, кто не умеет добыть себе воды, долго не живет. Хуже того, он умирает от жажды даже на берегу. О кикиморах лучше никому не говори — засмеют. На, пей, — Лешага направил текущую из затянутого рукава струйку в рот юному искателю приключений и, дождавшись, когда тот удовлетворенно отвалится, спросил: — Ты зачем увязался за мной?
— Я уже говорил, — упрямо напомнил повеселевший юнец.
— Говорил, и я тебе ответил.
Чешуйчатый уселся по другую сторону костра.
— Лешага,
— Будешь побеждать Темного Властелина?
— И это тоже, — глядя на огонь, кивнул Марат.
— А если тоже, то что еще? — Леха даже немного заинтересовался.
Драконид сделал вид, что не услышал.
— Лешага, скажи, только правду, тебе нравится Зарина?
Ученик Старого Бирюка только захлопал глазами, не находя слов.
— Ну, она хорошая. Много знает. Вот какую одежду сшила, — неуверенно ответил он.
— Ну да, — со вздохом подтвердил юнец. — Она от тебя без ума, я ведь вижу.
— Чего-чего?! — у Лехи перехватило горло. — Ты что такое выдумал?!
— Что слышал, — огрызнулся Марат. — А я без ума от нее. Но она только смеется и говорит, что я еще совсем зеленый, а я вовсе даже не зеленый! — глядя на скептическое выражение лица своего кумира, юнец спешно добавил: — Ну, разве что совсем чуть-чуть. Вот если я научусь быть таким, как ты… Ведь правда же, такая, как Зарина, — в голосе юнца слышалась мечтательность, — должна быть рядом с настоящим героем! Вот как был Арвен рядом с Арагорном!
— Это еще кто?
— Давай завтра, — пробормотал зевающий чешуйчатый, — когда дальше пойдем, я тебе расскажу, извини, так умаялся, глаза слипаются.
Если бы Леха и стал возражать, то скорее всего без особого успеха. Уставший за день драконид заснул, не договорив. Просто уткнулся головой в колени и завалился на бок, разомлев от тянущегося по земле тепла.
— Эх, — махнул рукой бывший страж, с невесть откуда взявшейся беззлобной, насмешливой улыбкой глядя на сопящего во сне Марата. — Куда ж с таким тащиться-то? И шли-то всего ничего, от полудня до заката, а вон как вымотался. — Он вдруг поймал себя на мысли, что уже думает о юнце как о своем будущем спутнике. — Нет-нет, утром, чуть рассветет, надо, подальше от беды, отослать его обратно. Если так-то чуть жив, то уж дальше соваться и вовсе резона нет.
Он махнул рукой, достал из вещмешка тонкие длинные плетеные струны из жил убитого им живоглота. Чутье подсказывало, что где-то здесь, таясь в лесу, обитают мелкие, но вполне съедобные зверьки. В своих прежних странствиях он таких не видел и не чувствовал, но в принципе мог описать. Немного крупнее большой речной крысы, не хищные, питаются всем, чем попадется: травой, корнями, зерном… Он быстро связал затягивающуюся петлю, примотал ее к согнутой ветке, зацепил за воткнутый в землю сучок, положил в середину кусок лепешки, прихваченной из селения. «Надо будет сделать таких несколько. Поставлю вокруг лагеря, не помешает».
Утро опять началось до рассвета, с возмущенного стрекотания пойманного зверька. Тот висел на раскачивающейся ветке, суматошно размахивая лапами,
— Это же байбак! — невесть чему обрадовался Марат. — Он безвредный.
— Нет, — отвязывая от ветки силок, покачал головой Леха. — Он не безвредный, он полезный. Мы его съедим.
— Зачем, мы же захватили лепешки и вяленое мясо? — недоумевал юнец.
— Сухой паек еще долго не испортится, и свежатина всегда лучше.
— Но он же такой смешной! — чуть было не взмолился Марат, умиленно разглядывая негодующего толстобрюхого зверька.
— Вы же человечину ели!
Мальчишка вскочил, ожесточенно размахивая чешуйчатыми руками.
— Ели, это давно было! Сейчас другое время! В нас же драконья кровь — поедать врагов в нашем обычае. Но мертвых и врагов! А байбак — не враг.
— Убей его и освежуй, — Лешага протянул дракониду вырывающийся завтрак, пытающийся избегнуть уготованной ему участи. — А я воды наберу.
Он снова достал брезентовый рукав и начал выгребать золу из костра. Вернулся Леха быстро, едва наполнил свою и Маратову фляги да смыл с лица остатки ночного сна. Мальчишка сидел на корточках, старательно глядя на огонек, пожирающий шалашик из тонких веточек.
— Где байбак? — подозревая недоброе, спросил ученик Старого Бирюка.
— Убежал, — не поднимая глаз, сообщил юнец. — У него на задних лапах такие когти, вывернулся и убежал.
— Убежал, говоришь? — страж неспешно подошел к вещмешку чешуйчатого, развязал и вытряхнул содержимое на землю.
— Что ты делаешь?
Лешага молча отложил надкусанную лепешку, несколько длинных пластин сушеного подкопченного мяса, покрутил в руках небольшой короткоствол со звездочкой на рукояти, осмотрел запасную обойму к нему, хмыкнул и бросил обратно в мешок.
— Что ты делаешь?! — вновь закричал драконид, предчувствуя недоброе.
— Это я беру себе, — пояснил воин, завернул в какую-то тряпицу мясо и хлеб и сунул в карман. — Остальное твое. Вот тебе вода — ступай назад.
— Это что — все из-за какого-то байбака?! — возмутился Марат.
— Беги домой, иначе ты сдохнешь в пути. Из-за какого-то байбака, — сухо отрезал Леха. — Возвращайся, ты и так далеко зашел. Иди к Зарине.
— Не говори, что мне делать! Раз не хочешь учить меня, значит, мы сами по себе. Я просто иду в ту же сторону, что и ты.
Ученик Старого Бирюка покачал головой.
— Ну-ну. Иди. Пообедаешь тем мясом, что нынче отпустил.
— Ну и пообедаю! — хмуро огрызнулся мальчишка.
Страж молча зашнуровал поножи и наручи, проверил крепление ножей и, не оглядываясь, зашагал в сторону оставленного совсем недавно прорвами лагеря. Марат плелся за ним. Изредка до Лешаги доносились всхлипы и обиженное ворчание. Он вспомнил, как много лет назад вот так же тащился за Старым Бирюком, не рискуя обсуждать с побратимом накопленные за день обиды. Наставник шел молча, словно забыв о них, утопающих по колено в снегу, едва-едва различающих мелькающий впереди темный абрис широкой спины немногословного учителя. За три дня пешего похода он, кажется, вымолвил только одно слово: «Плохо». И, конечно, имел в виду не погоду и не самочувствие.