Трактирщик

Воронков Александр Владимирович

– Ну, этому горю легко помочь, пан Карел! Раз уж мы помешали общению с ныне покойными господами в малахаях, то невежливо будет вновь оставлять вас с ними наедине. Надеюсь, что езда на нашем 'скакуне' не ущемит твоего достоинства, и причинит несколько меньше неудобств, нежели путь пешком к ближайшему жилью...

– Хе, одноногий верхом на одноглазом - это будет весело посмотреть со стороны! Что ж, против такого способа путешествовать возражений не имею: лишь бы не напороться на поганов или их прислужников-ренегатов.

– Бог даст - не напоремся! Однако на всякий случай давайте договоримся - и ты, Ясь, запоминай накрепко:

пока не доберёмся до того места, где расстанемся, то для всех встречных мы сопровождаем пана Карела из Бургундии, где он был поранен в рядах хашара.

– А ну, как кто решит поближе взглянуть на его раны?
– усомнился подмастерье.
– Ведь и безглазому видно, что они совсем свежие. Или пайцзе потребуют либо подорожную грамотку?

– Тогда применим 'тридцать третий приём карате - ноги в руки'.

– Чего-чего приём?

– Это такое выражение с моей родины. По-простому означает 'бей, и беги, пока враг не поднялся'.

– Невместно рыцарям бегать!
– Это вновь вмешался пан Чернин.

– Ну, так мы с Ясем ни разу не рыцари, нам отступление - не позор. Позор будет, если содержимое наших голов станет известно врагу, либо просто погибнем безвестно, не добравшись куда нужно. Да и тебя, пан Карел, сдаётся, где-то ждут с нетерпением: не просто же так, ради собственного удовольствия, ездил ты в чужие края?

– А коли ради удовольствия - тогда что?

– А вот это нас не касается. Говорят, путешествия для удовольствия улучшают здоровье человека, однако ненужные встречи в пути его ухудшают, а порой - заметно сокращают жизнь...

– Жизни наши - в Господней деснице!

– Аминь!

Так, довольно поговорили. Пора и делом заняться - солнце уже садится! Ну-ка, Ясек, достань-ка новую лопату: надо этих вот красавцев прикопать, чтобы никто их раньше времени не обнаружил!

– Почто? Зряшный труд. И без того зверьё ночью по кущам растащит... Надобно только платье с покойных поснимать, да отвезши подалее, там уничтожить: а то, не дай Святой Ян Милостивый, кто из знакомцев басурмановых те порты узнает!

'Гм... А я-то, наивный, думал, что эдакий практический цинизм - порождение двадцатого века, много - девятнадцатого! Ишь ты, 'по кустам растащат', и всё шито-крыто! Впрочем, этих типов никто на славянскую землю не звал и пытками заниматься из-под палки не заставлял: сами припёрлись. Так что - пусть будет, как будет! А вещдоки, действительно, прибрать стоит: что понезаметнее - спрятать, пригодится в хозяйстве, а одежду... спалить, что ли?'

– Добро! Так и поступим! Ясь, снимай-ка с них всё, что можно и стаскивай сюда. Деньги найдёшь - себе оставь: пойдут в зачёт за работу сверхурочную.

Подмастерье довольно осклабился.

– А как с оружием?

– Тебе оно ни к чему, сабля тебе не по чину! Вон, пускай пан Карел ей пользуется. Их ножики - тоже мне отдай: пока что запрячем во вьюк, на виду свои прежние оставим.

– Мастер Белов!
– вновь не выдержал наш 'инвалид'.
– Конечно, всё захваченное на разбойниках - законный ваш трофей, но просьба у меня: верни сапоги и поддоспешник, что поганы с меня содрали! Ибо срачица моя изодралась, опасно в такой людям на глаза являться! Жаль, палудаментум увезли те двое поганов, что этих вот покинули, с телом старшего отправившись неведомо куда!

'Законная просьба, ничего не скажешь: в таком прикиде его

первый патруль заметёт! Вот ещё знать бы, что за пол-доментум такой? Кафтан, что ли? Напридумали 'словей' - язык сломаешь'!

– Не вопрос, пан Карел! Твои вещи - они твои и есть! Вот и пояс, что Ясек приволок, небось, тоже твой?

– Не мой. Гавела пояс, джуры моего, да поможет ему Ян-вояк взойти в кущи райские. Добрый был слуга, и товарищ славный! Брат у него в градецкой слободе остался, годом молодше. Даст Господь вернуться - возьму того на место старшего.

– Ну, раз такое дело - так и передашь парню наследство братово. Как, Ясь, возражений не имеешь?

– А мне что? Я зараз наденик, коль пан с мастером уговорились, так мне молчать згодно. Эх, добрый, конечно, пояс, ну да пан мастер, небось, милостью своей не обделит бедного человека?..

– Не обижу, не беспокойся! Шевелись, 'бедный человек'! Цигель-цигель ай-лю-лю, как у нас говорится!

 ЗДРАВСТВУЙ, ДЕДУШКА ХАБАР!

... 'Что-то поездочка на коп какая-то не слишком удачная выдалась: нет никаких доходов - расходы одни, как кот Матроскин говаривал. Два дня, считай, сверх запланированного, на дорогу потратили: пока освобождённого до села довезли - причём, не 'ближайшего', как планировалось, чешского поселения, а несколько дальше - к надёжному человеку в лице сельского священника, пока назад возвращались... 'И вот нашли большое поле', то самое, где от некогда цветущего городка остались лишь развалины храма, у которых мы и разбили свой лагерь. А денежка моему помощнику капает потихонечку, вне зависимости, роем или нет. Эдак и совсем разориться недолго'.

Впрочем, это я так - бухчу по малости. На самом деле, как и положено согласно приметам, прибыв 'на позиции', нельзя настраиваться на 'супер-пупер-находки': надо побухтеть, поворчать на нескладывающиеся делишки - пусть Дедушка Хабар посочувствует и подкинет от щедрот своих!

Пока Ясь, используя в качестве ограждения от ветра и посторонних глаз каменный бортик, оставшийся от стены какого-то дома, устанавливал шалаш и разводил костёр, я полез на наблюдательный пункт.

Естественно, в качестве НП я выбрал самую высокую точку местности, то есть церковную колокольню. В отличие от остальных строений, храм практически не пострадал, лишившись только ворот и внутреннего убранства: веротерпимость - веротерпимостью, но добыча захватчикам нужна или как?.. Да и были ли этими захватчиками монголы, следующие заветом 'Ясы'? Здесь фронтир, недалеко германские земли: а уж немцы - мародёры известные, одно слово: грабьармия - 'матка-курка-млеко-яйки'... Пустой зал гулок, на каменной брусчатке под ногами - обломки гнилого дерева. Лестница на хоры сильно подгнила, однако мне удалось, бочком-бочком вдоль стеночки, подняться на этот балкон, опоясывающий внутреннюю часть храма. Однако дальнейший подъём наверх, на колокольню, оказался невозможен: доски ступеней, ведущих к 'барабану', как оказалось, рухнули окончательно. Подозреваю, что я не первый понял выгоды такого наблюдательного пункта и кто-то из предшественников дошлялся вверх-вниз до того, что гнилые ступени попросту не выдержали его веса. И хорошо, если этот 'корректировщик', блин горелый, не хряпнулся с высоты на каменный церковный пол!