Трактирщик

Воронков Александр Владимирович

– Погоди, не пори горячку-то, Ясек! Вот ты говоришь: камень стоял там, где сейчас церковь. Так?

– Ну, так... И что?

– А то, что если сокровище какое-то и было, то его тоже закопали там, а не на этом дворе, понятно?

– А и верно... Как же быть-то? Под алтарём доброму католику копать никак не згодно...

– Та не копай, кто тебя заставляет-то?

– А может, мастер Макс, ты там поищешь со своей пищалкой? Ведь ясно же, что ты с самим черхмантом стакнулся, иначе где это видано, чтобы христианин за день столько добра понаходил, ровно знал, где копать? И сейчас вот сразу мне сказал, где поганские сокровища с капища рыть нужно.

Пошли, мастер, скорее! А как отыщешь клад несметный, то толику малую на церковь пожертвуешь - авось и простит

Господь прегрешение то. Да и какое там прегрешение? Храм тот давно впусте, нехристями опоганен и литургии в нём не служат, так что и грех то небольшой будет! Пошли, мастер!

– Нет, не пойду. Лень.

– Как так 'лень'? А сокровища зарытые что - пускай так и лежат?

– Говорю тебе: лень впустую лопатой махать-то. Нет там никаких сокровищ.

– То есть как это 'нет'? Что же, деды лжу сказывают по-твоему?

– Да вот так - нет. Сам подумай, соломенная голова: даже если и было там капище, и на нём что-то ценное зарыто - так разве попы, когда идол сокрушали, не выкопали всего? А? Ну, то-то...

– ...

– Ну как, Ясек, не раздумал ещё булыжники-то выкапывать?

ЗРАДА

... Ночь мы встретили на своём неприхотливом биваке у шалаша, как Ленин в Разливе. Порешив отправиться поутру в обратный путь, упаковали почти всё имущество нашей 'экспедиции', начиная от алюминиевой фляги и найденных сокровищ и заканчивая успевшей затупиться мотыгой. Хозяйство это было тщательнейшим образом упаковано и увязано в тюки, заранее оставленные возле дерева, к которому привязывали нашего бельмастого маштачка. Лишь оружие и доспехи, доставшиеся по наследству от погибшего воина, а также 'кухонные принадлежности' паковать не стали: на обратном пути оружие лучше иметь под рукой 'на всякий пожарный' - всё-таки не мешок орехов везти придётся - а котелок и иже с ним ещё потребуются и для ужина, и к завтраку. Полюбившийся своей прикладистостью и прекрасным балансом боевой молот я частично отчистил песочком от ржавчины, с грустью вспоминая былые, то бишь будущие времена, когда поднятый хабар 'купался' в щавелевой или лимонной кислоте, а порой и вовсе в керосинчике. Теперь оружие лежало на расстоянии протянутой руки буквально под боком, настраивая на приятные мысли: какой же нормальный мужчина не радуется, ощущая в руках приятную тяжесть металла и любуясь совершенными изгибами?

Вымотавшись за день, я не стал ломать голову с 'праздничным меню', протушив в котелке на ужин капусту с салом и диким чесноком, а Ясь - вот же ж хомячина запасливый!
– вынул из торбы замотанные в домотканый холст пару запечатанных пузатых кувшинчиков стакана на полтора каждый.

– За-ради нынешней удачи, пан Макс! Слава Господу богу и всем его святым сподручникам, что дозволили нам, грешным, добро сие добыть! С самих Чешских Будейовиц с собою ношу: ещё дедовых бортей, с глотка сердце взвеселит, со второго - с ног валит. Дед покойный у меня лесовиком был, ведал, что да где в чаще схитить можно, где какие травки произрастают, где зверь живёт... Наздрав, мастер Макс!

– Ну, за удачу выпить можно, заслужили сегодня! Открывай!

Откупоренный кувшинчик сладко пах мёдом: проявляя уважение, улыбающийся Ясь выжидающе держал в руке второй, предоставляя мне первому сделать глоток.

– Твоё здоровье, Ясек!
– сладкая ароматная жидкость с лёгкой горчинкой наполнила рот. Отвыкшую от крепких напитков голову, что называется, 'слегка повело'... Даже не слегка.

Через пару минут - невероятно быстро - ко мне пришло состояние мультяшного Волка: 'Щас спою!'. И спел. Точнее - попытался затянуть 'Там вдали, за рекой...', но мысли смешались, слова забылись, а мелодия плавно перетекла в сон... По степным ковылям плавной рысью шли будёновские лошади с коротко обрезанными хвостами, качались в сёдлах всадники в островерхих богатырских шлемах с синими, как летнее небо, звёздами и в кафтанах с клапанами-'разговорами' и отворотами обшлагов в виде стилизованных 'ласточкиных хвостов' и я ехал меж ними... Беззвучно пульсировал

вдали бело-оранжевый цветок вспышек, пляшущих у дульного среза пулемёта... Вздыбливались и рушились в конвульсиях в ковыль кони, иные же выносились сумасшедшим аллюром в стремительную атаку, норовя пересечь простреливаемую степь, острия клинков и наконечники пик лунно взблёскивали, неся неизбежную гибель врагу... Напряглись мои вставшие в стременах ноги, неумолимо пошла вниз, на матово блестящую сталь чьей-то каски занесённая в замахе шашка - и вдруг тяжёлое нечто ударило в лоб и скользнуло вдоль черепа по виску.

Ёк! Больно же, еретическая дивизия!

Мгновенно открылись глаза. В предрассветной мглистости над моим лежащим телом возвышалась коленопреклонённая фигура человека, обдавая непередаваемо мерзким запахом утреннего перегара. Придавливая меня левой рукой к земле, правой Ясь уже наносил новый удар ржавым молотком в мою многострадальную голову.

Конечно, я не Брюс Ли и не Анатолий Харлампиев, однако и меня не из теста мама вылепила. Какие-никакие, а рефлексы присутствуют. Отдёрнув голову от летящей железины, попытался поставить блок левой рукой, а правым кулаком ткнул в щетинистый подбородок напавшего. Эта пьяная сволочь явно не ожидала, что я окажусь в состоянии сопротивляться и слегка опешила, не прекратив, правда, придавливать меня к земле, на сей раз навалившись сверху и вцепившись пальцами мне в горло. Это он зря так... Правой рукой Ясь попытался вновь нанести удар молотком, но для этого хороший замах нужен, а так - только кожу оцарапало, не проломив нежную кость. Но ведь больно же, собака!

Первый неосознанный рефлекс, когда тебя душат, - освободить горло. Разумеется, я тоже цапнул коварного напарника за запястье, но тут же бросил: отцепить пальцы мирошника, накачавшегося на мельнице в Будейовицах не хуже гиревика-разрядника, было всё одно мало реально. Поэтому я по силе возможности прижал голову, руками же ухватил паразита за уши, с силой их выкручивая. Согнул ноги, упирая ступни в землю, и резко оттолкнулся правой, одновременно перекатом выворачивая туловище из-под убийцы, которого сам же и привёл.

Пару секунд мы лежали, ощерившись лицом к лицу, грея землю своими боками, а руками вцепившись друг в друга. Убийца явно был сильнее и умел терпеть боль. Жёсткие пальцы всё туже сдавливали шею, лёгкие просто криком кричали, требуя хоть глоток воздуха. До чего же идиотское положение! Пропутешествовать во времени, приноровиться к новым, а вернее сказать - к старинным порядкам, с нереальным фартом отыскать кучу 'ништяков', за любой из которых в нашем времени любители старины отвалили бы сумасшедшие деньжищи - и сдохнуть, задушенным собственным вчерашним напарником? Блин же ж горелый! Так нет же!

Бью ногой по голени, одновременно с этим оставляю в покое вражье ухо и тычу большим пальцем прямо в глаз. Никогда не представлял, что смогу так поступить, однако тут идёт дело о собственной жизни...

Резко потеряв интерес к моему горлу, противник с криком отпрянул назад, схватившись за лицо и перекатываясь на спину. Одновременно с этим я услышал негромкий чавкающий звук, сопровождаемый тихим треском.

Хватая ртом воздух, я поднялся на колени, одновременно прикрываясь одной рукой, а второй шаря в поисках ножа на поясе. Увы, там болталась только полость-'жаба' с пустыми ножнами: не иначе, как коварный напарник 'позаботился', пока я лежал в отключке. 'Кинжал хорош для того, у кого он есть, и плохо тому, у кого его не окажется в нужное время' - помнится, именно так говаривал незабвенный Чёрный Абдулла... Непонятно только: отчего убийца не воспользовался для совершения преступления моим же ножом?

Да и сейчас его поведение совершенно непонятно: лежит, не шевелится и даже не кричит... Не понял, что за?..

Подобрав оброненный врагом ржавый молоток и отдышавшись, я склонился над бывшим подмастерьем.

– Ты что, сука охреневшая, творишь?

Никакой реакции.

– Что молчишь, сволота?

Крепко ухватив за плечо, дёрнул его к себе. Тело тяжело подалось, прикрывавшие лицо руки упали.

– Э, ты что?

Молчание.

– Живой, нет? Чего молчишь?