Трамлин-полет
Шрифт:
– Я же тебе, парень, еще в Москве говорил - если нет мази в голове, незачем садиться за руль. Ты что здесь клоунаду устраиваешь? Если тебе не жалко собственной дурьей башки, то пожалей машину - ты не один ее делал. Что, родео насмотрелся или острых ощущений захотелось? Снимай штаны и прыгни голой задницей в крапиву - безопасно и ощущения получишь. Проваливай в гостиницу! Машину не трогай и не подходи к ней.
Он развернул меня и подтолкнул к выходу. По комку, подступившему к горлу, я понял, что еще немного, и у меня появятся слезы. Быстро пошел, а потом побежал что было силы к гостинице. Влетел в номер и остановился на середине комнаты.
Разделся, залез под душ, включил ледяную воду, потом почти кипяток, опять ледяную... Вышел из ванной, сильно растерся полотенцем, обмотал его вокруг талии и сел спиной к окну.
Вроде бы стало чуть полегче, но теперь появился страх, что придет Антон - мы жили в одном номере - и будет в своей манере комментировать мои выкрутасы.
Прошел час - никто не появился. Где-то в соседних номерах шумели, галдели, а к нам даже никто не заглядывал, хотя дверь была не заперта. Я оделся, лег на кровать и ни о чем не думал. Просто непрерывно повторял про себя слова и представлял сказанное: зеленая листва, голубое небо, лазурное море, ослепительно яркое солнце, зеленая листва, голубое небо... Вспомнилась сегодняшняя утренняя остановка в лесу, и тут же все пережитое приобрело другой смысл - до смеха комический. Я отчетливо увидел всю трассу с высоты птичьего полета, залитую ярким солнечным светом, и себя - бледного, с широко открытыми, как говорит Антон, шестиквадратными глазами. Я лихорадочно вращаю из стороны в сторону руль, а автомобиль при этом выделывает невообразимые пируэты, бросаясь от одного отбойника к другому. И выглядит все это очень забавно.
– Интересно!
– вдруг услышал я голос Виталия. Он совсем незаметно вошел в комнату и стоял рядом.
– Я думал, он в подушку ревет. Ну в крайнем случае - по стенам ходит. А он лежит себе и улыбается! Собирайся, - он бросил мне со стула одежду, - пойдем погуляем, а то солнце скоро сядет.
Я стал молча одеваться, а Виталий сел и в упор разглядывал меня. Так же молча мы вышли из номера, и тут, закрывая дверь, я увидел на ней большой лист белой оберточной бумаги, на котором было написано крупными буквами и подчеркнуто: "Не входить, не стучать!!!" Чуть ниже, так же крупно, подпись: "В. Борисов". Виталий сорвал свою записку, открывающую секрет моего одиночества.
– Это чтобы ты мог подумать. В гонках хорошо думать лучше, чем быстро ездить, но без головы.
Мы пошли на трассу. По пути Виталий первый нарушил молчание:
– Я тут после твоего сказочного заезда несколько погорячился. Но, честно говоря, давно такой злости не испытывал. Вначале думал - приедешь живым - изобью. Кулаки и во время разговора чесались. Действительно, смотрел на твои фокусы и, наверное, в это время пар от меня шел...
– он замолчал, потом махнул рукой.
– А, ладно, кто старое помянет...
Мы подошли к старту. Виталий достал исписанный лист бумаги, где была нарисована схема трассы.
– Вот отсюда, - он показал на линию старта, - и начнем твой ликбез. Держи схему. Сейчас мы пройдем всю трассу ножками, здесь ровно семь тысяч шагов, я покажу тебе с точностью до сантиметра, где входить в поворот, где после этого ехать и где выходить. Номера передач, моменты переключения и обороты двигателя указаны
Поначалу он меня спрашивал, как я ехал и что делал, чтобы объяснить ошибки, но потом, выяснив, что я ничего не помню, только головой покачал и стал все подробно рассказывать.
Часа два у нас ушло на обход. Уже у гостиницы он сказал:
– Завтра нам будет некогда разговаривать. Ты должен твердо уяснить, что от тебя требуется сделать все, как в школе, и никаких экспромтов. Забот тебе и без них хватит по горло. Значит, так, - он стал загибать пальцы, - вовремя переключаться, не перекрутить двигатель, спокойно тормозить, правильно прописывать траектории и никому не мешать. Запомнил?
– Я кивнул головой, а Виталий продолжил: - В таком режиме тебе надо будет продержаться полгонки, может, чуть меньше - кругов семь-восемь. Если все будет нормально, то к этому времени я обгоню тебя на круг, а ты уже должен почувствовать дорогу и машину, иначе грош тебе цена. Так вот, через круг, если у меня на хвосте никто сидеть не будет, я приторможу, и тут ты не зевай - держись за меня, сколько сможешь. Я постараюсь тебя не очень мордовать. Ну, все. Давай, иди спи. Утро вечера мудреней - завтра разберемся.
– Пожали мы друг другу руки и расстались.
В номере сидел Антон:
– Ну что? Дядя гонщик! Явился. Ох, врезал бы я тебе промеж глаз! Да еще чего доброго сдачи дашь - ты же у нас отчаянный, смерти не боишься.
Я поднял руки вверх.
– Антон! Хватит, устал. Давай спать.
– Ладно, дядя гонщик, спи, - добродушно сказал Антон и добавил: - Если сможешь.
Спалось действительно плохо. Забылся только под утро. Разбудило что-то холодное - это Антон стоял надо мной и аккуратно капал воду из кружки мне на лоб, приговаривая:
– Вставайте, маэстро, уже тысячи болельщиков, овладев муниципальным транспортом, едут сюда в надежде увидеть ваши подвиги.
– Антон, прекрати, - я вскочил с постели, - вся подушка мокрая.
– А ты не волнуйся. Если тебя спросят почему, ответишь - рыдал всю ночь от угрызений совести, что так по-варварски накануне измывался над автомобилем, а я подтвержу, что рыдал, а что измывался - все видели.
– Ну и зануда ты, Антон!
– Занудство по закону не преследуется, а вот склонности к садизму, которые ты вчера продемонстрировал, если они перерастут в оный, - караются.
– Послушай, если я действительно докачусь до садизма, то первой жертвой будешь ты.
Как ни странно, время, показанное мною в контрольных заездах, было не самым плохим - третье от конца, но это все равно последний ряд, да и какое значение вообще оно имело, если оценку я получил не по времени. Все мысли были заняты другим - я в сотый, а может быть, уже в тысячный раз повторял сказанное мне Виталием по схеме гонки: где, что и как надо делать. Поэтому, даже когда подошла пора выезжать на построение, волнения не было ни капли.
Подбежал Антон. До этого он возился у машины Борисова.
– Прогрел мотор?
Я кивнул. Он открыл капот и крикнул мне:
– Дай перегазовку!
Я резко нажал на газ. Мотор чутко, без провалов, отреагировал. Антон крикнул:
– Я буду на пальцах показывать обороты, а ты выставляй их по тахометру.
Он показал три, потом четыре, послушал и растопырил всю пятерню. Опять послушал и показал большой палец. Подошел ко мне, позабыв закрыть капот.
– Все, отлично. Трогай. Ни пуха, - и он хлопнул рукой по крыше.