Трамонтана. Король русалочьего моря

Т.К. Лоурелл

– Ну что ж, начнем, – пробасил он, когда всеобщему устраиванию и ерзанию наступил конец. – Итак, символистика. Это мой предмет… да. Тут, признаться, все довольно просто…

– А она зачем?

Мэтр вдруг вскочил – со всей грацией вспугнутого носорога – и рванулся к Леонор так стремительно, что она отшатнулась, впечатавшись спиной в пальму, и даже ойкнула.

– Ты из вилланов?! – вопросил он с таким неподдельным восторгом, что она замерла, только глаза выпучила и безропотно позволила его толстым смуглым пальцам ухватить ее за подбородок и помотать так и сяк. – Потрясающе!

Рядом

шевельнулась Белла, и глянувшая на нее Одиль не разочаровалась в том, что отвлеклась от эксцентричного профессора: иберийка, пожалуй, представляла собой зрелище позанятнее. Она выпрямилась еще яростнее, чем до того, руки, церемонно сложенные на коленях, были сцеплены до белизны в костяшках, и Одили показалось, что даже часть ее черных распущенных волос встала дыбом и искрила, как у рассерженной кошки.

– Профессор, – отчеканила Белла тоном, который на слух Одили принадлежал кому-то гораздо старше, – это к делу не относится.

Мэтр Баласи с мгновение смотрел на нее, будто озадачившись тем, откуда она взялась, потом глянул на еще удерживаемую им Леонор, охнул и отпустил так стремительно, будто обжегся.

– Простите, дорогая! – покаянно пророкотал он и для надежности осторожно погладил ее по голове, чему все еще ошалевшая Леонор не воспротивилась. – Я потерял голову, ведь вы такая редкость! Да… А вы, дитя мое… – уже повернулся он к Белле.

– Исабель Альварес де Толедо, – все так же чеканно произнесла Белла, но пальцы ее, полускрытые юбкой, расплелись. Остальные иберийцы смотрели на нее с нескрываемым восхищением, даже бунтарка Леонор кинула ей благодарный взгляд, и Белла буквально лучилась.

– Конечно. Вы так похожи на вашего дядю!

Одили подумалось, что Белла сейчас лопнет от счастья.

– Профессор, – вмешалась уже она, чтобы предотвратить именно такой исход, и снова мэтр опомнился, на этот раз от галантности.

– Да, вопрос хороший, – проговорил он, вернув себе враз свою важность. – Я ведь знаю, что вам сказал Сидро. И вы наверняка думаете, дети, что раз дело в чисто ваших качествах, то зачем вам нужны какие-то еще подпорки, так?

– Точно, – подтвердила пришедшая в себя Леонор.

Мэтр снова развернулся к ней, обметя ноги доброй дюжины своих новых учеников полами сияющих вышивкой одеяний, а заодно обдав их волной запахов (будь они неладны, мрачно отметила Одиль, уже чувствуя первый болезненный укол в виске). Леонор на всякий случай шарахнулась, но мэтр предусмотрительно больше не сделал к ней ни шагу.

– Деточка, – пробасил он, – ты умеешь ездить на лошади?

Когда Леонор смущается, она опускает глаза и трогает амулет, а уши краснеют, но только уши, скользнуло наблюдение быстрой рыбкой в память Одили.

– Не очень, – призналась та. – У пастухов ездила. Но не то чтобы как… знатные господа.

– В седле? – поинтересовался мэтр.

– Когда как…

– Но с уздечкой?

– Бывало и с недоуздком.

Рядом кто-то уважительно присвистнул. Одиль глянула в ту сторону, чтобы понять, кто тоже был бы не прочь – оказалось, Эстебан. Леонор неожиданно беззлобно усмехнулась ему в ответ. Мэтр тоже улыбался и молчал. И вдруг Леонор

вскочила на ноги.

– Я поняла! – от ее возгласа даже стекла зазвенели. – Это тоже недоуздок! – Но тут же осеклась. – Но ведь…

– Ты думаешь о том, дитя, что тебе удалось все безо всяких символов, – вновь разлился в воздухе бас профессора. – И это правда, может быть и так, и так часто бывает. Но вам-то нужно не просто чудо на крайнем напряжении сил, дети. И не всегда. Во многих вещах вам нужен эффект, повторяемый результат, в котором вы могли бы быть уверены. Опора.

Он взмахнул рукой, все еще сжимавшей курившуюся палочку, и дым вдруг обратился в знаки, а знаки зажглись огнем.

– Можно ехать на лошади и безо всего, если лошадь вам покорна, а вы сильны и внимательны, – продолжил вещать профессор, но по тому, как он прижал другую руку к груди, стало понятно, что восторженные ахи вокруг ему доставляют истинное наслаждение. – Но если вы хотите ездить на любой лошади и в любой час, вам нужны уздечка и седло. Уверенность. Да. Вот что вам нужно.

Пламенные знаки в воздухе плавно слились, обратившись в змею, – и вдруг у змеи выросли крылья, она взмыла под потолок – и камнем бросилась вниз, свернувшись мирным, безличным, но теплым и не потухающим пламенем у ног мэтра.

– Вы должны быть уверены, например, что в лесу у вас будет костер, или вы найдете воду, или хотя бы…

Костерок обратился в дым, а дым метнулся к двери, изогнувшись причудливым символом. Мэтр подошел плавно и торжественно и с таким видом, с каким, должно быть, жрецы былого совершали таинства, дверь распахнул.

За порогом была не та осенняя пожухлая трава, по которой они только что сюда дошли, – там, насколько хватало глаз, царила пустыня, бесстрастная и безжизненная. От самой двери же пески рассекала каменная дорога, где плиты были уложены так ровно, что между ними Одиль не вставила бы и шпильку. По краям дороги лежали двумя ровными рядами такие же торжественные и бесстрастные львы, а вдали возвышались руины когда-то огромного храма.

Поскольку на класс опустилось онемение, слышалось только дыхание и стук сердец, и мягкий шелест песка.

– Или хотя бы найдете дорогу домой, – немного печально сказал мэтр и закрыл дверь. – А теперь давайте начнем.

– Для начала кто-нибудь из вас задаст мне самый дурацкий вопрос, который только можно задать, если подумать о странствиях духа. Давайте. Я знаю, что рано или поздно кто-нибудь его задаст. Лучше сейчас. Кто смелый?

Очередной их учитель был очень высок и худ, хотя широк в кости, с длинной гривой тусклой рыжины, и говорил он на латыни с резкостью, которую невольно хотелось назвать «варварской». Еще, несмотря на осенний холод за окном, он был одет только в льняную рубашку и кожаные штаны, даже рукава закатал, обнажив поросшие густым волосом крепкие руки. Впрочем, это-то нисколько не удивляло: Пиренеи не могли заморозить шотландца.