Трансформация демократии (сборник)
Шрифт:
Что было заметно всегда и наблюдается сегодня – это разнообразие факторов, вызывающих неравенство. Чисто экономическая составляющая никогда не была определяющей; рано или поздно, иногда через столетия ее подкрепляли другие факторы, в основном вооруженная сила. В недавнее время ее попытались заменить избирательным правом для большинства, поставить комиции на место легионов. Возможно, мы достигли критической точки и ближайшее будущее покажет, можно ли полностью устранить силовой фактор.
Некогда один народ мог военным путем завладеть богатствами другого; теперь он должен рассчитывать только на собственное производство. Есть одно «но», о котором нельзя забывать, хотя во многих проектах так и происходит, – что производство обеспечивает ограниченный объем богатств, поэтому источник, из которого правительства черпают средства
Что касается налогов, то здесь следует учитывать две вещи – форму и их долю по отношению к сумме изымаемых богатств. Если эта доля невелика, форма приобретает главенствующее значение; но она отходит на второй план и вообще становится несущественной, если богатствам наносится серьезный ущерб; в этом случае главной является взимаемая сумма. Экономический крах Римской империи был вызван не столько тем, что налоги были неправильными, сколько их чрезмерной величиной.
На протяжении всего XIX в. и в предвоенный период рост налогов не превышал роста богатств. Разница в темпах роста обеспечивала успех отдельных мероприятий, но сегодня они могут оказаться бесполезными, потому что этот запас уменьшился и продолжает уменьшаться.
Нужно установить, приближаемся мы или еще далеки от того предела, за которым резкое уменьшение суммы богатств приведет к роковому обнищанию нации. Более того, богатство, используемое в виде капиталов, не может быть уменьшено без ущерба для экономического и социального развития. Говорили, что прогресс – это разновидность капитализации. Точно так же можно сказать, что прогресс замедляется вместе с капитализацией независимо, разумеется, от характера последней, будь она связана с частной собственностью или нет.
Мы можем уменьшить сумму частного капитала при условии увеличения другого (например, обобществленного) капитала. К сожалению, правительства сегодня нарушают это правило, потому что необходимость заставляет их облагать продукцию непомерными налогами, подрывать частный капитал, не заменяя его обобществленным капиталом. Вот тот социальный вопрос, который должен был бы стать сегодня самым главным.
Выскажем еще одно общее соображение. Теоретическое решение социально-экономических проблем мало что значит по сравнению с наличием средств, позволяющих его использовать. Те, кто верит, что миром правит разум, видят такое средство в доводах логики и распространении истины. Те, кто знает, сколь значительную роль в природе социальных явлений играют чувства и интересы, понимают, что поиск такого средства не менее, а скорее более важен, чем имеющееся или предполагаемое теоретическое решение задачи. Опыт заставляет усомниться в полезности индивидуальных усилий, даже если речь идет о гениях. Таким способом мы придем в конце к пониманию не того, что можно сделать, а что по всей вероятности будет сделано.
За недостатком места мы не будем останавливаться на последнем вопросе. Но мы должны были по крайней мере указать на него, чтобы ясно обрисовать важность всестороннего обобщения предмета, которым мы занимались в этой статье.
Прогнозирование социальных явлений [137]
По мнению многих, высшее достижение науки – это не только описывать явления прошлого, но и предсказывать будущие. По этому пути, в отличие от общественных дисциплин, идут естественные науки.
137
Rivista d’Italia. 1922. 15 aprile. P. 370–389.
Прогрессу общественных наук мешают многообразные препятствия. Умолчу о сложности предмета, поскольку она хорошо известна; не буду говорить и о влиянии теологии, метафизики, чувств, поскольку я подробно рассматривал его в другом месте; я хочу лишь исследовать степень вероятности, которую опытная наука может обеспечить отдельным видам прогнозов. Тем не менее, чтобы сделать свои рассуждения понятными, мне придется коротко напомнить о некоторых вещах.
Экспериментальная наука по своей сути относительна, в качестве таковой
Формулировки, которые в общественных науках получают название законов, представляют собой попросту констатацию единообразия, замечаемого в фактах, а добавление эпитета общие указывает лишь на то, что они обобщают огромное множество фактов.
Рассуждения (деривации) [138] , встречающиеся в социальных науках, напротив, в большей или меньшей степени являются безусловными; но если бы мы захотели по этой причине исключить их из сферы науки, нам пришлось бы отказаться от векового опыта, отраженного в них; мы должны были бы рассматривать только известные нам голые факты и не могли бы воспользоваться многочисленными их описаниями, в которых к опыту примешиваются выходящие за его рамки соображения. Поэтому следует избрать другой путь и постараться отделить опытные данные от прибавленных к ним примесей. Очевидно далее, что тем, кто верит в абсолют, эти примеси придают уверенность, а с точки зрения тех, кто довольствуется опытом, степень вероятности определяется долей, остающейся после их устранения.
138
Значение этого термина объясняется в «Социологии».
Абсолют часто выступает в форме предписания. Впрочем, это может быть (хотя в социальных науках нечасто) эквивалентом прогноза. Например, это равнозначно высказыванию, что в евклидовой геометрии угол треугольника должен быть равен 180°, минус сумма двух других, или что он будет таким.
В иных случаях завеса предписания может быть умело приподнята, как поступают, например, оракулы. В речении Дельфийского оракула афинянам было сказано, что «Зевс дозволяет Афине, чтобы деревянная стена была неприступной только для спасения тебя и твоих детей». Если убрать Зевса и Афину, останется лишь основанный на опыте прогноз, но при этом исчезнет убежденность верующих и сохранится более или менее высокая степень вероятности в зависимости от фактов, известных дельфийским жрецам и обосновывающих их прогноз.
Впрочем, часто бывает, что когда некто сообщает, что нечто должно произойти, неизвестно (в том числе, вероятно, и ему самому) какова в этом должно доля абсолютного, а какова относительного и опытного. Например, читая четырнадцать томов, посвященных либеральной империи Эмилем Оливье [139] , трудно понять, руководствуется он абсолютными принципами или опытным релятивизмом. Можно привести цитаты в пользу как первого тезиса, так и второго. То же самое может быть сказано о бесчисленном множестве авторов – и древних, и новых. Когда наши современники рассуждают о божественном пролетариате, нельзя понять, имеют они в виду абсолютный принцип, не подчиняющийся никаким правилам вероятности, или излагают экспериментальные теоремы, более или менее доказуемые.
139
Эмиль Оливье (1825–1913) – депутат и министр в правительстве Наполеона III, автор истории Второй империи. – Прим. перев.
Верующие, в глазах которых абсолют господствует над опытом, безусловно не испытывают сомнений. Не стоит противопоставлять опыт ни богам, которыми изобилует пантеон человечества, ни идеям, которыми так же кишит сознание метафизиков, категорическим императивам, творениям реальности (если допустить, что эти термины имеют смысл), ни другим, столь же возвышенным концепциям. Все это может быть (и бывает) в высшей степени полезно для общества, но не имеет отношения к опыту, который является для нас здесь единственной путеводной звездой, так что мы не хотим иметь дела с тем, что выходит за пределы опыта.