Трансформация войны
Шрифт:
Глава VII
Войны будущего
Кто будет вести войны
По мере того как подходит к концу второе тысячелетие, попытки государства сделать применение насилия исключительно своей привилегией сталкиваются со все большими трудностями. Оказавшись лицом к лицу с угрозой терроризма, крупнейшие и сильнейшие империи из всех когда-либо существовавших в мире вдруг неожиданно бросились друг к другу за поддержкой. Если продолжатся нынешние тенденции, то разновидность войны, основанная на разделении правительства, армии и народа, по-видимому, со временем исчезнет. Разрастание конфликтов низкой интенсивности, если только оно не будет обуздано в течение ближайшего времени, приведет к уничтожению современного государства как института. В долгосрочной перспективе на смену государству придут военные организации иных типов.
Для того чтобы постичь будущее, надо изучать прошлое. Государство сравнительно недавнее изобретение, и само доминирование этого института представляет собой важное основание, чтобы назвать нашу эпоху «современной» или Новым временем. Как показывают начальные строки «Государя», даже во времена Макиавелли понятие «государство» все еще было настолько туманным, что
Процесс, в ходе которого были созданы государства, был отчасти причиной, отчасти признаком тринитарного различия между правительством, армией и народом. С течением времени он привел к тому, что понятие войны было переосмыслено, и она стала считаться прерогативой правительства и армии, исключая народ; в период между 1648 и 1939 г. международное право демонстрировало растущую тенденцию к запрету участвовать в войне лицам, не являющимся военнослужащими (независимо от того, что их могло на это спровоцировать), угрожая им ужасными наказаниями в случае нарушения данного условия. К XIX в. эти различия настолько закрепились, что приверженность им использовалась в качестве критерия отбора для неевропейских государств, которые стремились приобрести «цивилизованный» статус. Такова была ситуация с Оттоманской империей, Персией, Таиландом, Китаем и Японией; последняя в 1905 г. продемонстрировала свою зрелость тем, что строго придерживалась закона войны, который существовал в тот период. С течением времени, конечно, имели место многочисленные случаи, когда армия нарушала права гражданских лиц, а последние брались за оружие и шли против армии. Однако использование термина «карательная мера» в первом случае и «восстание» во втором свидетельствует о том, что данные различия сохранялись даже в случаях таких нарушений. Различия эти служили основой, на которой строилась вся западная военная практика, а также военная мысль в традиции Клаузевица, кодифицировавшей эту практику.
Подобно тому как само появление гражданского населения, армии, правительства и государства было результатом особых исторических обстоятельств, другие обстоятельства, по-видимому, привели к ослаблению этих общественных институтов в период после 1945 г. Для детального описания этих факторов потребовалась бы отдельная книга, но несколько наиболее заметных фактов мы все же назовем. Самый элементарный из них тот, что с течением времени любой вид вражды имеет свойство изживать себя. «Тридцатилетняя» война 1914–1945 годов послужила завершением череды интенсивных межгосударственных конфликтов, длившихся на протяжении трех столетий. Казалось, она убедила многих людей в развитых странах, что вооруженные силы не более способны разрешить противоречия между национальными государствами, нежели та, первая Тридцатилетняя война могла разрешить противоречия между религиозными общинами; и действительно, это утверждение с тех пор формально присутствует в международном праве. После 1648 г. было признано, что религиозные споры нельзя решить с помощью силы, и это привело к тому, что католические лиги и протестантские союзы закончили борьбу и прекратили свое существование. Точно так же пришедший им на смену институт государства, возможно, находится на пути к исчезновению — и потому, что его способность противостоять организациям, подобным ему самому, все более сомнительна, и потому, что не имеет особого смысла сохранять лояльность организации, которая не сражается, не может и не будет сражаться.
Заметным фактором, «ответственным» за сложившуюся ситуацию, является, конечно, распространение ядерного оружия. От Центральной Европы до Кашмира и от Ближнего Востока до Кореи ядерное оружие делает невозможным для крупных суверенных территориальных образований, т. е. государств, воевать друг с другом в полную силу, не подвергаясь риску взаимного самоуничтожения. Данная проблема не нова. Первыми, кто предположил, что «тесное слияние с противником» является самой большой надеждой обычных вооруженных сил на то, чтобы не подвергнуться уничтожению ядерным оружием, были теоретики «ведения тактической ядерной войны» конца 1950-х гг., которые занимались вопросом применения атомной артиллерии и ракет малой дальности. Проведенный ими анализ был верен, но, если рассматривать его в ретроспективе, то он тогда не был доведен до конца. Неограниченная дальность действия современных средств доставки, их способность достичь любой точки на вражеской территории, мощность доставляемых ими ядерных боеголовок и отсутствие эффективной обороны — все это в значительной степени ведет к тому, что национальные границы со временем утратят свое значение. Если сражения будут вообще иметь место, то не только вооруженные силы, но и политические сообщества, от лица которых они действуют, неизбежно будут тесно переплетены. Там и тогда, где и когда такое взаимопроникновение произойдет, по всей вероятности, вооруженные силы, развернутые этими сообществами, больше не будут армиями традиционного типа. В таких обстоятельствах различие между вооруженными силами и гражданским населением (а также между верхними и нижними частями соответствующих иерархий), вероятно, будет стерто, подобно тому как это было во время многочисленных войн в период с 1338 по 1648 г.
Если государства все больше теряют способность сражаться друг с другом, то концепция «взаимопроникновения» уже свидетельствует о подъеме конфликта низкой интенсивности в качестве альтернативы. Сама суть такого конфликта заключается в том, что он обходит стороной и подрывает тринитарную структуру современного государства, и по этой причине такое государство во многих аспектах чрезвычайно плохо приспособлено к тому, чтобы иметь дело с войной подобного рода. Максимум, чего смогли добиться развитые страны — начиная с Великобритании в Северной Ирландии и
Факт, который делает этот путь развития еще более вероятным, состоит в том, что война является наиболее подражательным из всех известных человеку видов деятельности. Стратегия по определению интерактивна; любой попытке перехитрить противника и нанести поражение путем обмана должна предшествовать попытка разгадать его замыслы. С тех времен, когда римляне вышли в море, а Ганнибал вооружил своих бойцов оружием, отнятым у римлян, результатом любого затяжного конфликта всегда был процесс взаимного обучения. Воюющие стороны, которые изначально очень различались, начинают походить друг на друга сначала применяемыми методами, а потом постепенно и всем остальным. По мере того как это происходит (при условии, что борьба длится достаточно долго), наступает момент, когда первопричины, вызвавшие войну, забываются. Не обязательно разделять точку зрения Гегеля по поводу приоритетного положения войны среди всех людских занятий, чтобы согласиться, что одним из важнейших факторов, определявших развитие внутренней структуры любого человеческого сообщества, была война человека с другими сообществами. В конце концов, ни одно сообщество не иллюстрирует этот факт лучше, чем современное национальное государство — организация, которая приобрела свои характерные институты, включая, в частности, отделенные от правительства и народа вооруженные силы, отчасти благодаря необходимости воевать с подобными же организациями.
Несомненно, процесс, в ходе которого государство лишится своей монополии на вооруженное насилие в пользу организаций иного типа, будет носить постепенный, неравномерный и зигзагообразный характер. В разных уголках земного шара он будет происходить с разной скоростью. Скорее всего, дезинтеграция будет сопровождаться насильственными политическими потрясениями, подобными тем, которые начались в Европе в период Реформации и достигли кульминации во время Тридцатилетней войны. Возможно, первыми подобным процессом будут затронуты государства Азии, Африки, Карибского бассейна и Латинской Америки; возможно, что во многих из них процесс уже идет полным ходом. Следующими в списке будут, неоднородные империи, такие, как Советский Союз (вместе с некоторыми другими странами — членами Варшавского Договора), в котором, снова повторюсь, данный процесс уже начался. Китай и Индия тоже возможные «кандидаты», которым уготована подобная участь. Обе страны страдают от очень высоких темпов прироста населения, что делает почти невозможным разрешение их экономических проблем. В обеих странах существуют мощные центробежные силы, влияние которых хорошо ощущается; кроме того, в памяти целых народов, ныне подвластным этим государствам, по-прежнему живы воспоминания о своей былой политической независимости и величии. Если этим народам представится подходящая возможность, то с большой долей уверенности можно сказать, что они попытаются отделиться от метрополии.
Еще одним примером большого мультирасового общества являются Соединенные Штаты, где оружие широко доступно и где существует традиция применения насилия для разрешения внутренних конфликтов. На протяжении большей части истории богатые природные ресурсы, открытые границы, а позже — глобальная экспансия позволили американцам поднять уровень жизни. В ходе этого они периодически вели войны, в которых находила выход их агрессия. Однако ни один из этих трех факторов больше не действует. Границы давно закрыты. Жизнеспособность американской экономики снижается начиная приблизительно с 1970 г. Отчасти в результате всего этого подобное сейчас происходит со способностью Америки господствовать в мире, и даже ее победа над Ираком вряд ли остановит этот процесс. Когда американцы поняли, что приходится бежать все быстрее и быстрее просто для того, чтобы оставаться на месте, возросло напряжение в обществе, а также эскапизм, проявляющийся в употреблении наркотиков; президент Рейган назвал этот процесс «нашей войной номер один». Необходимо остановить наблюдаемый ныне спад американской экономики; в противном случае придет день — и преступность, свирепствующая на улицах Нью-Йорка и Вашингтона, смешиваясь с расовыми, религиозными, социальными и политическими факторами, может разрастись в конфликт низкой интенсивности и полностью выйти из-под контроля.
Возможно, что благодаря устоявшимся традициям, на которые можно опереться, некоторые старейшие государства, в частности Япония и государства Западной Европы, смогут продержаться дольше всех. Особенно повезло Японии по причине ее изолированного расположения, крайней однородности общества и нынешнего изобилия; однако уже сегодня японские политики с содроганием думают о возможности того, что «сбитые в кучу кишащие массы» из бедных стран Азиатско-Тихоокеанского региона начнут достигать их берегов. Вполне вероятно, что суверенитет государств Западной Европы будет подорван как «сверху», со стороны международных организаций, так и «снизу». В случае объединения Европы, какую бы форму ни приняла ее организация, почти с полной уверенностью можно сказать, что она не будет походить на «государство» в современном понимании этого слова. Сообщество, распростертое на целый континент, ставящее перед собой единственную цель — увеличить доход на душу населения и валовый национальный продукт, вряд ли сможет рассчитывать на всецелую лояльность людей. Процесс интеграции, очевидно, усилит давление со стороны басков, корсиканцев, шотландцев и многих других народов в сторону независимости соответствующих регионов; первый, кому это удастся, проложит дорогу остальным. Не все движения подобного рода будут прибегать к насилию для достижения поставленных целей. Тем не менее, принимая во внимание растущее число жителей неевропейского происхождения на континенте, исповедующих не христианство, а другие религии, можно констатировать, что в долгосрочной перспективе существует вероятность того, что когда-нибудь здесь разразится конфликт низкой интенсивности и затронет по крайней мере часть континента.