Трансмутация
Шрифт:
«Десять минут!» – прокричал голос у неё в голове.
Но Настасья всё еще всматривалась в лицо Ивара – зная, что видит его в последний раз. А потом её вдруг осенило: может, и не в последний? Может быть, он вернется к ней именно так – таким диким, чудовищным, но вполне реальным образом?
– Ты вернешься, но это будешь уже не ты, – сказала Настасья. – И зачем тогда всё это?
Она подалась назад и уже изготовилась лезть по ограждению вниз, когда вспомнила слова дедушки: Китеж-град. И вспомнила про предмет у себя в кармане. А потом тяжело, медленно потянула из кармана кардигана зеркальную колбу.
– Прощай,
Острие, которое сразу же выскочило из зеркальной поверхности, показалось ей похожим уже не на жало насекомого. Она решила, что больше всего оно походит на шип какого-нибудь средневекового орудия пытки. Вроде тех, какими была утыкана внутренняя поверхность Железной Девы.
– Но теперь Железная Дева – это я. – Настасья издала то ли смешок, то ли всхлип – она сама не поняла. – Вот так-то, Ив.
7
Уже рассветало, и Настасья смогла, наконец, прочесть надпись, сделанную на злосчастной бочке: Ночью – маски, днем – шляпы. Берегись их! Что это могло означать – у девушки даже не было сил подумать. Припадая на левую ногу, она поковыляла к противоположной стороне моста. Ей нужно было попасть на другой берег Даугавы – где всё ещё работал госпиталь, и она могла бы получить хоть какую-то помощь. Ивара – её Ивара – больше не было. Мертвое тело осталось висеть на арматурном пруту под пешеходной дорожкой моста. Но оно так же мало походило на её красавца-друга, как истаявшая на солнце восковая фигура из музея мадам Тюссо – на свой оригинал. Настасья думала, что захочет еще проститься с ним, прежде чем уходить. Прикоснуться к нему в последний раз. Однако ноги сами понесли её прочь – как только она сунула под ветровку, в карман вязаной кофты, заполненную капсулу.
Один только раз девушка обернулась – как Орфей, пытавшийся вывести из царства мертвых Эвридику. И тут же пожалела об этом. По пешеходному мосту шли люди. Даже не шли – фланировали. Сперва Настасья не поняла, почему они идут так медленно, а потом до неё дошло: они аккуратно обходят провалы, сквозь которые безликие падали в Даугаву. Так что спешить им и вправду не пристало.
Лица всех идущих прикрывали уже знакомые Настасье черные маски. Все эти люди (только мужчины, ни одной женщины) являлись, конечно же, добрыми пастырями. И Настасья решила: они сами и проделали дыры в мосту, чтобы сподручнее было топить безликих. Прятать – в прямом смысле – концы в воду.
И теперь пастыри, конечно же, высматривали её. Девушка метнулась вправо – к самому основанию пешеходного настила, молясь, чтобы люди в палаческих масках не успели её разглядеть. Поначалу она никак не могла понять, почему они медлили так долго – не сразу пошли её разыскивать? А потом посмотрела вперед и увидела: у другого берега Даугавы, возле входа на противоположную часть пешеходной дорожки, дежурит другая группа мужчин с зачерненными лицами.
Медленно, почти ползком – и вовсе не из-за хромоты – Настасья стала продвигаться к противоположному берегу вдоль опор пешеходного моста. Она просто не знала, что еще могла бы сделать. Люди наверху шли, переговариваясь на латышском языке, и она улавливала только, что они поминутно призывают друг друга к осторожности.
И тут до неё донесся звук, который она даже не сразу сумела идентифицировать.
И она решилась: выскочила на проезжую часть.
Водитель черного седана затормозил при виде неё так резко, что на асфальте даже остались темные следы от его шин. Он опустил окно со стороны водительского сиденья и воззрился на девушку – как-то очень уж пристально, словно бы выискивая что-то в её лице.
Уставилась на него и сама Настасья, пытаясь найти ответ на один-единственный вопрос: кто опаснее для неё? Пастыри или этот человек: немолодой, с коротким ежиком седых волос, одетый в дорогой элегантный костюм?
– Вам нужна помощь? – Водитель седана задал вопрос по-латышски, но потом, заметив непонимание, повторил его по-русски, с легким немецким акцентом.
– Д-да… – Настасья не очень уверенно кивнула.
Ей показалось, что этого человека она уже видела прежде, хотя и довольно давно.
– Вы одна или с кем-нибудь? – задал между тем водитель новый вопрос.
– Одна, – честно ответила Настасья – хоть и понимала, как рискует.
– С вами приключилась какая-то беда?
И девушка на одном дыхании выдала:
– Я возвращалась от подруги, и около моста натолкнулась на целую толпу этих… ну, вы понимаете. Они сбили меня с ног, я упала и потом долго не могла подняться – они всё шли и шли… Но потом я всё-таки вырвалась и побежала на мост.
Новое выражение возникло при этих её словах на лице пожилого мужчины. Словно бы – смесь сочувствия и осознания собственной вины.
– Я вижу, вы ранены. – Он кивком указывал на её голень. – А я как раз еду в больницу. Так что садитесь – я вас подвезу.
В последний момент Настасья заколебалась было. Но потом бросила короткий взгляд назад, и увидела: один из людей в масках приподнялся над пешеходным настилом и глядит прямо на неё. А водитель уже открыл для неё заднюю дверцу своего электрокара. И Настасья поняла: она просто не может больше бояться. Страх вытянет из неё последние силы, какие еще остались. Она коротко вздохнула и села в машину незнакомца.
Часть вторая. Добрые пастыри
Глава 6. Хозяин черного пса
28 мая 2086 года. Утро вторника. Рига
Общественный госпиталь Балтийского союза
1
Максу предстояло дежурить еще полтора часа, но он думал, что теперь, когда ночь почти позади, новых пациентов уже не будет. Их вообще становилось всё меньше день ото дня. И обычных пациентов, и особых, которым отвели отдельное крыло. В городе-то они появлялись с прежней частотой, но кое-кто решил, что не стоит тратить на безликих дорогостоящие ресурсы. Через год-другой все они, так или иначе, отправятся в лучший мир. Так отчего бы ни ускорить этот процесс? Макс числился в больнице всего лишь волонтером, но даже с ним исподволь проводили беседы: выясняли, не желает ли он пополнить ряды пастырей добрых
Конец ознакомительного фрагмента.