Трансперсональный проект: психология, антропология, духовные традиции Том II. Российский трансперсональный проект
Шрифт:
Мамардашвили считает и философию техникой впадения. Она связана с достижением состояния мысли, а вообще для человеческих состояний такой техникой является искусство.
Таким образом, человек – это не вещь, не статичное состояние, а событие, состоящее из совокупности событий, таких, как человеческая любовь, вера, честность, мысль и т.д. У Платона есть странная формула: человек не то и не то, человек – это символ. То есть цель возможна только тогда, когда она достигнута; задача – когда есть решение; вопрос – когда есть ответ. Или иначе – нечто начавшееся является в то же время абсолютным концом, а конец является началом. Это – змея, кусающая свой собственный хвост.
Философ считает человека единственным существом в мире, которое «находится в состоянии посеянного зановорождения, и это зановорождение случается лишь
Философия немыслима без «участия в окружающем» со стороны человека. «Здесь, сейчас, в этом мире – сделай что-то, а не уходи в леса». С точки зрения Мамардашвили, «возвращение в мир из путешествия души – это обязанность для философа. Только его задача состоит не в том, чтобы изменить мир, а в работе человека над собой. Душа, вернувшаяся из путешествия, будет смотреть на все по-другому, ибо она обнаружит «наличие внутреннего голоса в человеке, на который человек, стоя перед миром один на один, может и должен ориентироваться, слушать его, идти, повинуясь этому внутреннему образу и голосу без каких-либо внешних авторитетов, внешних указаний…».
Мамардашвили утверждает, что объект философского исследования – не наличный человек, а тот возможный человек, который может сверкнуть на какое-то время, промелькнуть, установиться в пространстве некоторого собственного усилия. Трансцендирующего усилия, состоящего в способности поставить самого себя на предел, за которым в лицо глядит облик смерти, на предел, который символизирует для человека его способность или готовность расстаться с самим собой, каким он был к моменту события, расстаться со слепившейся с ним скорлупой.
Построение позитивной теории сознания Мамардашвили полагал невозможным, поскольку сознание, как таковое, в силу своей интенциональности не может быть схвачено в категориях «предмета» или «вещи». Возможным решением он считал разработку метатеории, направленной на наличные языковые и символические формы, посредством которых могут схватываться те или иные структуры сознания. Эту задачу можно обозначить как задачу экспликации и вычленения фундаментальных философских допущений относительно структуры сознания или задачу историко-философского метаописания сознания. Таким образом, историко-философское самоопределение становится другой отличительной чертой подхода Мамардашвили. Саму философию он полагал принципиально открытой культурной формой, в которой происходит экспериментирование с самими предельными формами и условиями мыслимости. Результатом этого экспериментирования, производимого с наличным языком и мыслительным материалом, является изобретение форм, открывающих новые возможности мышления, человеческой самореализации, культуры [193, 194].
Реальное поле философии Мамардашвили полагал единым как некоторый континуум философских актов, реализующих определенную мысленную неизбежность. Считал, что различия в философских системах возникают лишь на этапе языковой экспликации этих актов и их интерпретации. Таким образом, Мамардашвили различал «реальную философию», которая едина, и «философии учений и систем», предметом которых является «реальная философия». Принципиальной чертой реальной философии как онтологической основы философии является предельная персоналистичность, экземплифицированность и индивидуальность. Мамардашвили полагал, что только в точках индивидуации и экземплификации актов сознания как реальных философских актов происходит онтологическое «доопределение мира».
Одной из проблем, которую обсуждал Мамардашвили в последние годы, является антропологическая катастрофа, порождаемая разрушением интеллигибельных форм цивилизации, культуры, языка, онтологических структур сознания. Мамардашвили рассматривал человека как некоторую возможность или потенциальность самоосуществления. Становление и самоосуществление человека в таком смысле невозможно вне интеллигибельного пространства, допускающего самореализацию, и вместе с тем вне усилия самого человека по восстановлению достоверности сознания и усилия мысли на собственных основаниях. Ситуация антропологической катастрофы
Третье «К» порождает «зомби-ситуации», вполне человекоподобные, но в действительности для человека потусторонние, лишь имитирующие то, что на деле мертво. Продуктом их, в отличие от homo sapiens, т.е. от знающего добро и зло, является «человек «странный», «человек «неописуемый». Проблема человеческого бытия с точки зрения К-принципа состоит в том, что ситуации, поддающиеся осмысленной оценке и решению (например, в терминах этики), не даны изначально, создание и воспроизводство таких ситуаций каждый раз требует человеческих усилий по осуществлению «актов мировой вместимости», относящихся к кантовским интеллигибилиям и декартовскому cogito ergo sum [191б, 193, 194].
Влияние Мамардашвили на российскую интеллектуальную традицию огромно. Именно он показал своим примером и своею жизнью, «что значит мыслить», и раскрыл всем нам лабораторию великих мыслителей прошлого.
25. Семантическая вселенная В.В. Налимова
(глава основана на работах Ж.А. Дрогалиной, которой авторы выражают признательность за предоставленные материалы)
Василий Васильевич Налимов был единственным оставшимся в живых анархистом, состоявшим в обществе, носившем негласное название «Братство Параклета» или «Орден света». У истоков этого кружка стоял известный тогда анархист Аполлон Карелин, бывший членом ВЦИК в начале революции, широко образованный человек, сын известного нижегородского фотохудожника, альбом которого недавно издан. Налимов чудом выжил после двенадцати лет лагерей (общий срок репрессий составил восемнадцать лет). В своей автобиографической книге «Канатоходец» он рассказал об опыте, который помог ему выжить: «Я входил в медитационное состояние перед восходом солнца. Вот оно засветилось первым лучом там за сопками, еще невидимое. Я жду напряженно, механически выполняя свою работу. Еще мгновение – и блеснул его край над темной скалой, и во мне что-то засветилось – я не чувствую себя больше рабом. А ночные смены осенью: медитация под звездным небом. Никогда раньше я не ощущал себя так близко к Вселенной, как в эти длинные ночи.
И я уже потом понял, что выжить в лагере может только тот, кто не смирился с мыслью о том, что он стал рабом, как это ему внушали…» (с. 229).
Он был математиком и философом, доктором технических наук, профессором МГУ, почетным академиком РАЕН, заведовал лабораторией на биофаке МГУ, занимался математическими методами в биологии и теорией сознания. Как философ он хорошо известен, будучи автором двух изданных в России книг – «Спонтанность сознания» (1989) и «Реальность нереального» (1995). Эти книги способны прояснить, что такое философский анархизм – своеобразное зеркало культуры, ее постоянная антитеза. Он естественным образом был настроен на космическое видение Вселенной – такова была природа его ума и внутреннего чувства.
Налимов опубликовал около 300 статей и 30 книг. Его работы переводились на немецкий, английский, французский, польский, венгерский и арабский языки (218а).
Двадцатый век, с его стремительным ростом знаний, растущим переплетением гуманитарных, естественных и технических наук, усиливающимся взаимодействием науки и искусства, рациональным и трансрациональным начал человеческого духа, вырвался далеко за пределы возможностей многих, даже самых выдающихся творцов нового. Большинству из них оказались не по силам масштабные трансдисциплинарные проблемы. Налимов принадлежит к числу современных универсальных русских мыслителей, ученых ренессансной природы. Как мыслитель он был необычайно широк, парадоксален и многогранен – математик, физик, инженер, философ, гуманитарий. К нему в полной мере применимы строки М. Волошина, которые он сам и выбрал эпиграфом к своей последней книге «Разбрасываю мысли»: «Я друг свобод. Создатель педагогик. Я – инженер, теолог, физик, логик. Я призрак истин сплавил в стройный бред».